|
|
Михаил Михайлович Сперанский родился 1 января 1772 г. в семье бедного сельского священника в селе Черкутине Владимирской губ. Несколько слов о фамилии Сперанского. Отец его родовой фамилии не имел. В ревизских сказках, исповедных расписках и в других документах священники Василий (дед) и Михаил (отец) упоминаются лишь по отчеству. И только когда мальчика определили для учебы, он был записан под фамилией Сперанского (от латинского слова "speranta" - надежда).
Отец мальчика сначала служил дьяконом и только за год до рождения сына получил сан священника. Плата за богослужение была такая ничтожная, что приходилось вести обычное крестьянское хозяйство. Таких священнослужителей называли "священниками-земледельцами". Мать же Михаила - Прасковья Федоровна, отличалась энергией и живостью ума, была почитаема в деревне за свою благочестивую жизнь. Зять ее, протоиерей Третьяков, потом напишет: "В течение 27 лет, что мы жили вместе, не видал я в ней ничего кроме благословенных трудов и неутомимого занятия в хозяйстве, а паче всего хождения в церковь Божию, не пропуская ни одного дня, какая бы ни была погода".
К чести Сперанского следует сказать, что впоследствии, достигнув вершин власти и получив все возможные чины и отличия, он не отвернулся от своих скромных родственников. Он заботился о матери, пока она была жива, посылал ей подарки, поддерживал постоянную переписку. Был у сановника Сперанского и такой обычай: каждый новый год, 1 января, в день своего рождения, он отправлялся в самую дальнюю коморку своего обширного дома в Петербурге и стелили себе на простую лавку овчинный тулуп "чтобы напоминать себе и свое происхождение, и все старое время с его нуждою".
А нужда была отчаянной. Родителям, постоянно занятым думой о хлебе насущном, было не до воспитания сына. Его научил читать слепой дед Василий. Шестилетний ребенок водил деда ежедневно в церковь и там за обедней читал часослов и апостол. С тем чтобы он мог видеть текст, под ноги ему ставили скамейку. От природы Михаил был щуплым, и сверстники порой по-детски жестоко насмехались над ним. Вероятно, это и способствовало тому, что с детских лет он предпочитал чтение мальчишеским забавам. Все свободное время мальчик проводил за книгами на чердаке или где-нибудь в укромном уголке. Читал все, что попадалось под руку.
По сложившейся традиции сыновьям священника предстояло продолжить дело отца. Сельский священник обратился за помощью к своему зятю протодиакону Матвею Богословскому. Кстати, это он придумал племяннику фамилию Сперанский и способствовал нравственному и умственному развитию мальчика, часто помогал ему в занятиях. Еще большее влияние на формирование мальчика как личности оказала дочь Матвея Богословского - Татьяна Матвеевна Смирнова, у которой в дальнейшем он и жил. Это была умная, владевшая замечательным даром слова женщина. Признательность свою к этой воспитательнице он сохранил до конца дней своих.
Во Владимирской епархиальной семинарии Михаил попал в новый для себя мир. В середине 70-х годов XVIII в. в семинарии существовали порядки, которые во многом отражали общественные нравы конца правления Екатерины II. В частности, там, как и в других учебных заведениях, широко применялись телесные наказания, в том числе порка розгами. Правда, Михаила, который вел себя примерно, никогда не подвергался наказанию.
В 1788 г. Владимирская семинария была объединена в одно учебное заведение с Суздальской и Переяславской. Местом нахождения новой семинарии стал Суздаль. Однако в Суздальской семинарии Сперанскому долго учиться не пришлось. Причиной тому были изменения, начавшиеся в системе церковного образования. Синод русской православной церкви в конце XVIII в. был озабочен низким уровнем подготовки священнослужителей. Во многих семинариях, по мнению Синода, слушателям не давали достаточных знаний. Поэтому было принято решение о создании на базе Славяно-греко-латинской семинарии, располагавшейся в Александро-Невском монастыре Петербурга, "главной семинарии", которая в 1797 г. была преобразована в Духовную академию. Синод распорядился направить в Александро-Невскую семинарию учеников, "надежнейших в благонравии, поведении и учении, и лучшего перед другими понятия, для образования их к учительской в высших классах должности" со всей России. В Суздальской семинарии выбор пал на Сперанского и двух его товарищей.
Вид на Александро-Невскую лавру начала XIX. |
Так, Сперанский стал воспитанником главной семинарии в Петербурге. Программа Александро-Невской семинарии была составлена с учетом рационалистического и философского духа того времени. Она предусматривала безусловное изучение как традиционных семинарских дисциплин - теологии, метафизики, риторики и других, так и дисциплин светских - математики, физики, истории, греческого языка. В распоряжении семинаристов была богатейшая библиотека, в которой имелись в подлинниках труды многих западноевропейских мыслителей. Здесь были и прогрессивно настроенные преподаватели: как позже вспоминал Сперанский, один из учителей проповедовал учащимся идеи Дидро и Вольтера.
Сперанский и в столичной семинарии продолжал быть первым учеником. Он занимался философией, читал Декарта, Руссо, Локка, Лейбница. С книгами Канта он познакомился позже, так как не знал немецкого языка. В своих первых философских сочинениях: "О силе, основе и естестве" (напечатано в первом номере "Москвитянина" за 1842 г.), "Досуги за сентябрь 1795 года" (опубликовано в "Сыне Отечества" 1844 г.) Сперанский обличал деспотизм и произвол, высмеивал утверждение, будто только дворянин в своих поступках руководствуется честью и долгом, призывал уважать гражданские права и достоинство русского человека.
После окончания обучения Сперанский должен был вернуться в Суздальскую семинарию в качестве преподавателя. Однако благодаря успехам в науках он был оставлен в Петербурге преподавать физику и красноречие, а затем и философию в этой же семинарии. В лекциях молодого преподавателя обнаруживались обширная начитанность, хорошее знание творчества классических писателей. К этому периоду относится подготовленный им труд "Правила высшего красноречия", занявший видное место в литературе того времени.
В 23 года судьба М. М. Сперанского круто изменилась. Богатому вельможе князю А. Б. Куракину понадобился домашний секретарь. Митрополит Гавриил рекомендовал на эту должность Сперанского при условии, что он будет исправно вести курс лекций в семинарии. Поступить на частную службу Михаила Михайловича заставила нужда. В семинарии он получал всего 200 рублей в год жалования, между тем на иждивении Сперанского находился его друг студент Дилекторский, вместе с которым он был направлен из Суздаля в Петербург на учебу и учившийся после окончания Александро-Невской семинарии в Московском университете. Сперанский вынужден был помогать и своим родителям.
Принимая предложение Куракина, недавний семинарист становился вхож в высшие сферы общества. На первых порах это было для него странным и непривычным. Впоследствии про Сперанского рассказывали анекдот, будто он, когда за ним прислали четырехместную карету с гербами, запряженную цугом, совсем растерялся, и лакеям будто бы с трудом усадили его в карету, так как он, не решаясь в нее сесть, пытался стать на запятки. Прежде чем допустить Сперанского к работе Куракин устроил ему своеобразный экзамен. Князь призвал его вечером и поручил написать одиннадцать писем к разным лицам, лишь вкратце объяснив, что должно составлять содержание писем. В шесть часов утра все письма лежали на столе Куракина. Сначала тот не хотел верить, что работа уже выполнена, а когда ознакомился с содержанием писем, то пришел в совершеннейший восторг от мастерского изложения. Следует отметить, что в сравнении с тяжеловесным языком официальной переписки конца XVIII в. , например со стилем стиль молодого секретаря казался верхом изящества.
Сближение с князем Куракиным вывело Сперанского на широкую дорогу государственной службы, тем более что положение князя изменилось после смерти Екатерины II. Новый император Павел I пожаловал Куракина в сенаторы, а через несколько месяцев - в генерал-прокуроры, в руках которого в то время находились все важнейшие государственные дела.
Генерал-прокурор
Сената |
Естественно, перемены в судьбе покровителя сказались и на участи секретаря. В течение двух недель Куракин улаживает с митрополитом вопрос об увольнении Сперанского из духовной академии. С этого момента началась карьера Сперанского как государственного чиновника. Поступив в канцелярию генерал-прокурора 2 января 1797 г. в чине титулярного советника, Сперанский через полтора года становится уже коллежским советником и правителем канцелярии. Князь Куракин был смещен со своего поста через год. На его место был назначен Лопухин, на место Лопухина - А.А.Беклешов. Генерал-прокуроры менялись, а Сперанский оставался на своем месте. Образованный и любивший науку Беклешов недолго удержался на своем месте. Отправив его в отставку, Павел I в раздражении приказал новому генерал-прокурору П.Х.Обольянинову тотчас же уволить всех прежних чиновников канцелярии. Однако Сперанский сумел расположить к себе даже Обольянинова, человека грубого, безграмотного и капризного. Во время первой встречи нового генерал-прокурора и Сперанского, вместо неуклюжего трепещущего от страха подьячего Обольянинов увидел молодого, приятной внешности человека, одетого не в обычный мундир, а во французский кафтан, с жабо и манжетами, в чулках и башмаках. Генерал-прокурор тотчас предложил ему стул и обошелся с ним вежливо, как только умел. Много лет спустя Сперанский вспоминал своих начальников: "Беклешов был их всех умнее, но и всех несчастнее, - ему ничего не удавалось; всех их менее имел способностей Обольянинов и ему все с рук сходило".
Сперанский не был затворником. Он высоко ценил дружбу и поэтому друзей у него было много. Среди них: Василий Каразин, положивший начало Харьковскому университету, Михаил Магницкий, попечитель Казанского учебного корпуса, Петр Масальский из Ярославля, преподаватель Александро-Невской академии и другие. В доме одного из своих знакомых Сперанский познакомился с англичанкой Елизаветой Стивенс. Ее отец, к тому времени уже умерший, был скромным сельским священником, а мать, овдовев, решила найти заработок в России, поступив гувернанткой в дом графа П. А. Шувалова, друга Вольтера. Елизавета Стивенс очаровала молодого Сперанского. "Не имея понятия ни о состоянии и положении девушки, ни даже о том, как ее зовут, - рассказывал впоследствии он, - я тут же в душе с нею обручился. После по расспросам мне стало известно, что моя тайно обрученная бедна, что у нее ничего нет". Через год (3 ноября 1798 г.) состоялось уже настоящее обручение. Супруги сняли небольшую квартиру на Большой Морской, возле дома Куракина. В сентябре 1799 г. у Сперанских родилась дочь.
Но семейное счастье Сперанского было коротким. Сразу же после родов у Елизаветы началась скоротечная чахотка. Она, как часто бывает при этой болезни, почти не чувствовала своего безнадежного положения. О ее тяжелом недуге не догадывался и супруг. Но однажды, всего через одиннадцать месяцев после супружества, Сперанский, возвратясь со службы, нашел свою жену мертвой. Он тяжело пережил утрату, ушел из дому, и только через несколько недель его отыскали на одном из островов Невы. Пережив душевный кризис, Сперанский полностью ушел в работу, которая в какой-то мере помогала ему забыться. Больше в его жизни не было ни одной женщины, а свою любовь к рано умершей жене он перенес на дочь (подробнее о судьбе дочери Сперанского смотрите здесь).