Введение Начало пути Эпоха реформ Записки и проекты Преобразования Падение Годы изгнания Сперанский и декабристы Кодификация законов   Заключение

Годы изгнания

Местом ссылки Сперанского стал Нижний Новгород. Немногие из жителей этого волжского города осмеливались поддерживать знакомство с опальным реформатором. Редкая переписка Сперанского с ближайшими друзьями перлюстрировалась, разговоры записывались и сообщались министру полиции. Любой поступок Сперанского истолковывался в самом невыгодном для него смысле. Например, он открыто обменивал ассигнации на золото, и это было воспринято как неверие в устойчивость русского рубля и ожидание скорого пришествия французов. С началом войны положение изгнанника резко ухудшилось. Ростопчин вновь пишет царю пламенные пасквили об "опасности" Сперанского, а в скором времени нижегородский вице-губернатор (давний знакомый Ростопчина) отравляет опаснейший донос: "Секретно. Господину Министру Полиции. 6-го числа настоящего августа в день Преображения Господня, когда я был на Макарьевской ярмонке, здешний преосвященный епископ Моисей по случаю храмового праздника в кафедральном соборе давал обеденный стол, к коему были приглашены некоторые из губернских чиновников. После обедни был тут и г/осподин/ тайный советник Сперанский, обедать однако ж не оставался; но между закускою занимался он и преосвященный обоюдными разговорами, кои доведя до нынешних военных действий, говорили о Наполеоне и о успехах его предприятий, к чему г/осподин/ Сперанский дополнил, что в прошедшие кампании в немецких областях при завоевании их он, Наполеон, щадил духовенство, оказывал к нему уважение и храмов не допускал до разграбления, но еще для сбережений их приставлял караул, что слышали бывшие там чиновники, от которых о том на сих днях я узнал."

Донос возымел печальные последствия для Сперанского. В сентябре 1812 г. император отправил рескрипт на имя графа П. А. Толстого, командовавшего нижегородским ополчением: "При сем прилагаю рапорт вице-губернатора Нижегородского о тайном советнике Сперанском. Если он справедлив, то отправить сего вредного человека под караулом в Пермь, с предписанием от Моего имени, иметь его под тесным присмотром и отвечать за все его шаги и поведение". Рассказывали, что фельдъегерь привез рескрипт в разгар обеда у Толстого, на котором присутствовал и Сперанский (кстати, здесь он впервые познакомился со своим идейным оппонентом Н.М. Карамзиным). В результате хлебосольный хозяин дал Сперанскому один час на сборы и отравил в сопровождении полицейского пристава на север, в Пермь.

Пермская ссылка была куда более строгой. Биограф Сперанского писал: "../ в переднюю Михаила Михайловича были посажены дневальные будочники; городничему с частными приставами вменено в обязанность посещать без церемоний во всякое время квартиру ссыльного…На улице полицейские чины не давали останавливаться проходящим и заводить какой-либо спор... Когда он выходил из дома прогуляться, уличные дети (конечно, наученные старшими) кричали вслед его: "Изменник, изменник!"". Возмущенный полицейским произволом, Сперанский обратился с письмами к царю и Балашову. Его письма Сперанского были приняты к сведению. Император повелел возобновить ему денежные выплаты, о чем Балашов уведомил ссыльного 6 декабря того же года. Хитроумный министр назвал Сперанского "Вашим превосходительством", впрочем, не преминув указать на его "положение". Тут только губернские власти поняли, что перегнули палку и поспешили с визитами к опальному, но все же вельможе. Биограф Сперанского свидетельствовал: "Он только привстал для них со своих кресел, но не пригласил никого присесть. Сказал к ним два-три слова - и отпустил их от себя. /.../никому из временных своих начальников в Перми он не выразил подобострастия, а затем - что всего важнее - никому из них не мстил".

В Перми Сперанский предался столь распространенному в ту эпоху мистицизму, возобновил работу над переводом с латинского языка четырехтомного трактата "О подражании Христу голландского монаха-мистика Фомы Кемпийского. А в это время нашествие "двунадесяти языцев" было отбито, Наполеон, в связях с которым подозревали реформатора, изгнан, русские войска отправились в победоносный заграничный поход, низложен.

Сперанский писал из Перми своему другу: "... Я живу здесь изряднехонько, то есть уединенно и спокойно. Возвратиться на службу не имею ни большой надежды, ни желания; но надеюсь /.../ переселиться в маленькую мою новгородскую деревню, где теперь живет моя дочь и семейство, и там умереть, если только дадут умереть спокойно. Вот вам вся судьба моя настоящая и грядущая. Люди и несправедливости их, по благости Божией, мало-помалу из мыслей моих исчезают". Вскоре его пожелание осуществилось. 31 августа - в день опубликования манифеста об окончании Отечественной войны - Сперанскому было позволено уехать в свое имение Великополье. Покидая Пермь, Сперанский сказал запомнившуюся провожавшим его чиновникам фразу: "Жаль, что не могу увезти в кармане вашу Каму".

В Великополье он обрел тихую и спокойную жизнь. Он всерьез увлекся сельским хозяйством, изучал специальную литературу, стремился применять передовые агрономическую приемы. Он хорошо обращался со своими крепостными, первым здоровался с ними. Помещикам-соседям все это казалось не просто милым чудачеством, а неким опасным нововведением. Сперанский занимался обучению дочери, а также работой над религиозными трактатами, оставив ряд своих сочинений: "О религии вообще"; "Prima linea in Novum Testamentum", "Псалтирь для детей", заметки на тексты Ветхого и Нового заветов.

Возвращение на службу

Время текло незаметно. Между тем в судьбе Сперанского назревали перемены. В нескольких десятках верстах от Великополья находилось Грузино - имение всесильного А. А. Аракчеева, который после падения Сперанского стал фаворитом Александра I.

В русской историографии Аракчеева принято противопоставлять Сперанскому. Действительно, Аракчеев никогда не скрывал недовольство нововведениями Сперанского, но он же стал первым, кто протянул руку помощи опальному реформатору. Сперанский, выезжая из Великополья, несколько раз встречается с Аракчеевым в монастыре Саввы Вишерского и в главном соборе Грузина. Между ними завязывается интенсивная переписка. Через всесильного фаворита Сперанский обратился с письмом к императору, в котором сетовал на то, что время идет, многое забывается, важные свидетели умирают, опасается того, что "сойдет во гроб в виде государственного преступника", жалуется на личные обстоятельства, состояние здоровья, финансовые затруднения и т.д., а главное - дипломатично подсказывает Александру пути разрешения весьма непростой ситуации: или " дать мне суд с моими обвинителями", или "оставить мне способ оправдать себя против слов не словами, а делами, отворив мне двери службы" в любом месте и в любом звании.

Письмо Сперанского возымело скорые и чрезвычайно важные последствия. В конце августа 1816 г. Аракчеев торжественно известил затворника о назначении его пензенским губернатором. Это был важный пост, но обращает на себя внимание то обстоятельство, что Александр I явно не хотел видеть бывшего друга в столице даже проездом. Сперанский был вроде бы и оправдан и в то же время как бы оставлен под неким "заподозриванием".

Сперанский без промедления отправился в Пензу. Он с головой уходит в работу, вводит усовершенствования в делопроизводстве, борется со взяточничеством чиновиков, принимает на службу новых людей, обращая внимание не на их происхождение и связи, а на личные качества и способности. Так, он взял личным секретарем пензенского семинариста Козьму Григорьевича Репинского, ставшего его верным помощником Сперанского, сохранившему благодарную память о патроне и много сделавшему для ее увековечивания.

Сибирская ревизия

Губернаторское поприще было узким для Сперанского. Он все чаще задумывается о возвращении в столицу. В феврале 1819 г. он напомнил о себе императору, попросив разрешение приехать в Петербург "по домашним делам"). В течение долгих лет император не отвечал на письма Сперанского, но на сей раз написал лично. Александр в изысканных выражениях сообщил Сперанскому о том, что предоставляет ему возможность вновь послужить на благо Отечества в звании генерал-губернатора Сибирских губерний.

Сперанский был потрясен. Сбылись предчувствия: его отправляют в Сибирь, правда, не ссыльным, а генерал-губернатором с практически неограниченными полномочиями. Сперанский писал царю: "Скажу искренно: не без горечи отправляюсь я в Сибирь…", в письме к Аракчееву, отправленном с тем же фельдъегерем, он был куда более откровенен: "И неблагодарно и грешно было бы мне уверять вас, что я принял новое назначение мое без горести. /.../ публика знает только два слова: отказ в отпуске и удаление! Я очень обманусь, если голос сей не будет общим".

Сперанский, собираясь в дорогу, начал читать книги о Сибири. В XVII-XVIII вв. этим богатым краем управлял Сибирский приказ. Тобольская, Томская и Иркутская губернии были учреждены лишь в 1800 г. В 1806 г. генерал-губернатором этих губерний был назначен И. Б. Пестель, отец будущего декабриста. Пестель прославился тем, что управлял Сибирью, не покидая Петербурга. Назначенные им чиновники творили беззаконие и форменный грабеж. Наконец, ропот на беззаконное управление с большим трудом достиг высших сфер. Одному иркутскому мещанину удалось аж через Китай (!) пробраться в Петербург (в Сибири все пути для него были перекрыты.) и вручить свое письмо лично царю. При этом он просил Александра Первого любой ценой избавить Сибирь от тиранства генерал-губернатора И. Пестеля. Делу был дан ход. Император Александр I решил назначить Сперанского для наведения порядка.

В мае 1818 г. Сперанский отправился в путешествие протяженностью в 20 тысяч верст. Если по европейской части России он ехал неспешно, то за Уральским хребтом перемещался стремительно, делая по 200-300 верст в сутки, по много раз в день меняя лошадей, принимая пищу и спя в карете. 21 мая генерал-губернатор достиг Екатеринбурга, затем - Тюмени. Осталось колоритное свидетельство о посещении этого города: "Купечество изрядное: поднесли хлеб на серебряном блюде. Хлеб принят, а блюдо возвращено". Присутствовавшие были поражены бескорыстием посланца императора, привыкнув к бессовестным поборам "властей предержащих". Очевидцы писали, что по пути следования генерал-губернатора из лесов выбегали жители, бросали на дорогу жалобу на свое начальство и снова в страхе убегали хорониться в лес.

В Тобольске генерал-губернатор освободил узника, по прихоти Пестеля проведшего в заключении 12 лет. В Томске губернаторствовал Д.В.Илличевский, товарищ Сперанского по Главной семинарии. В свое время назначенный на губернаторский пост по протекции Сперанского, Илличевский отличился тем, что после того, как его покровитель попал в опалу, проезжая через Пермь, приказал не останавливаться и проехал мимо вышедшего встречать его Сперанского. За Илличевским числились вопиющие преступления. Сперанский все тщательно расследовал, послав следственные комиссии в Нарым, Енисейск и Туруханск. В Нижнеудинске Сперанский приказал арестовать исправника Лоскутова, возившего с собой по деревням воз розог для сечения крестьян. Когда исправника уводили, запуганные им нижнеудинцы, не веря своим глазам, падали на колени и с трепетом говорили Сперанскому: «Батюшки, да ведь это Лоскутов!». Стоимость описанного у исправника имущества доходила до 138 тысяч рублей. Изумленный масштабом лихоимства, Сперанский пишет дочери из Нижнеудинска: "Здесь-то настоящая Сибирь и здесь-то наконец чувствую, что Провидение, всегда правосудное, не без причины меня сюда послало. Я был здесь Ему действительно нужен, чтоб уменьшить страдания, чтоб оживить надежды, почти уже исчезавшие, и ободрить терпение, слишком утомленное." В другом письме он дал местным лихоимцам такую характеристику: «За злоупотребления тобольских чиновников следовало всех оштрафовать, томских — отдать под суд, а красноярских — повесить». Забегая вперед, следует сказать, что Сперанский, в отличие от большинства ревизоров, сумел пресечь деятельность не только рядовых чиновников, но и их высоких покровителей. По результатам проведенной им ревизии три губернатора - Пестель, Трескин и Илличевский были уволены со службы, причем иркутского губернатора Трескина предали суду, лишили чинов и орденов. Всего же после ревизии Сперанского лишились своих мест 700 чиновников.

Свои действия в Сибири Михаил Михаилович всегда оценивал практически. Он понимал, что его жесткие меры могли лишь остановить, но не истребить злоупотребления местных властей. «Ибо, — как писал Сперанский, — порядок управления, краю сему несвойственный, остается тот же, исправлять его я нс могу, люди остаются те же, переменить их некем». Выход из этого тупика был один — срочное проведение административных реформ. Сперанский считал, что в преобразованиях должно участвовать как можно больше населения, которое было бы лично заинтересовано в создании честной, порядочной власти. Работая над проектом реформ, составители их старались, чтобы местное управление было основано на принципах выборности, гласности, коллегиальности. Но первые редакции проектов Петербургом были отвергнуты. В итоге в составленном Сперанском «Учреждении для управления сибирских губерний» мало что сохранилось от первоначальных планов преобразователя.

Тем не менее масштаб сибирских деяний Сперанского поражает воображение. Помимо следственной и фискальной работы, он занимается множеством важнейших дел: хлебными запасами, винокурением, путями сообщения, расселением ссыльных, соляными промыслами, переселением из европейской части казенных крестьян, замирением инородцев, пропагандой среди них христианства, строительством, устройством казачьих команд, государственными и частными заводами, сбором податей, обменом ассигнаций, народным образованием, организацией китобойного промысла, экспедиций к Ледовитому океану и на Камчатку, народным образованием, руководством дипломатической миссией в Пекине, делами Российско-Американской компании и т.д. Многие ставили Сперанского в один ряд с Ермаком. Говорили, что Ермак покорил Сибирь силой оружия, Сперанский - силой закона.

Возвращение в Петербург

Отправляя Сперанского генерал-губернатором в Сибирь, Александр I обещал, что это командировка будет временной и он вскоре вызовет его с докладом о сибирских делах. Царь медлил с выполнением обещания, несколько раз менял свое решение, но наконец долгожданный вызов состоялся. Зимой 1821 г. Сперанский покидает Сибирь. 22 марта он прибыл в Царское село, но встреча с Александром I, который уезжал на конгресс "Священного союза" в Лайбахе, состоялось только летом. Никто достоверно не знает, что чувствовали два человека после девятилетней разлуки. Согласно записям в камер-фурьерском журнале Сперанский постоянно получает приглашения отобедать с императорской четой или в присутствии Аракчеева и 3-4 ближайших генералов. Такие весьма тесные отношения свидетельствуют о том, что Сперанский почти мгновенно снова становится близким императору человеком. Сперанский назначается на новые должности. 17 июля 1821 г. он был определен "членом Государственного совета по Департаменту законов". Запись в формулярном списке снабжена подстрочным примечанием: "Всемилостивейше было /повелено/ Сперанскому возобновление работ по Гражданскому и Уголовному Уложению в Комиссии составления законов и в Государственном совете". Высочайшим указом предписывалось: "Государственному совету. Тайному советнику Сперанскому Всемилостивейше повелеваем присутствовать в Государственном совете по Департаменту законов. На подлинном Собственною Его Императорского Величества рукою подписано тако: Александр. Царское село июля 17 1821 года." Сперанский был введен в Сибирский и Азиатский комитеты. По предложению Сперанского была осуществлена реформа управления Сибирью, которая была разделена указом 26-го января 1822 года на Восточную и Западную.

Сперанский вошел в Комитет военных поселений. Учреждение печально знаменитых военных поселений обычно связывают с Аракчеевым, хотя это была вовсе не его идея. Аракчеев был даже против такой системы, но ее инициатором выступал сам Александр I, и Аракчеев считал своим священным долгом выполнить волю императора, каких бы жертв она ни потребовала. Он вводил военные поселения железной рукой. Сперанский одобрительно отнесся к военным поселениям. Лично обязанный Аракчееву, он даже издал анонимную брошюру (все мгновенно определили его авторство), представляющую собой апологию военных поселений. Позиция Сперанского требует разъяснений, особенно учитывая резко негативный образ военных поселений, сложившийся у современников и у потомков. Сперанский указывал на "неудобства" рекрутских наборов, их "неуравнительность", осуждал разрыв родственных связей и брачных союзов (срок службы в армии равнялся 25 годам), "бесприютность" отставных ветеранов, обращал внимание на сложность обеспечения армии продовольствием, обременительность для постоя войск. Все эти проблемы, по словам Сперанского, мог успешно разрешить перевод солдат на положение военных поселян.

Основную задачу создания военных поселений Сперанский видит в том, чтобы "составить из двух разнородных частей - из крестьян-старожилов и из людей военных - одно целое, привести первых в военное положение, не расстраивая их хозяйства и собственности, привести вторых в состояние оседлости, не расстраивая порядка службы" Правила первоначального устройства для коренных обитателей, по мысли Сперанского суть: "1.Сохранить всю собственность их неприкосновенною. 2.Исправить и устроить их домы и дополнить все потребности сельского хозяйства на счет казенный. 3.В тех округах, кои землею недостаточны, наделить поселения землею, или посредством новых расчисток, или покупкою за счет казенный. 4. Упрочить поселениям сии земли навсегда в безоброчное пользование с одною обязанностью службы. 5. Освободить их навсегда от всех казенных податей и общих земских повинностей"

Сперанский прямо говорит о значительной выгоде, получаемой крестьянами при учреждении на их земле военного поселения (прежде всего подразумевается уничтожение личной зависимости от помещика), строительство каменных домов за государственный счет, бесплатное наделение землей, скотом и сельскохозяйственным инвентарем, освобождение от податей и повинностей. Сперанский, по мнению Пригодича, видел путь к постепенной, сложной, модифицированной отмене крепостного права.

Действительно, военные поселения, несмотря на свою худую славу, нельзя рисовать одной только черной краской. Они, особенно с внешней стороны, удивляли своим благоустройством. Но нельзя забывать о том, что происходило за парадными фасадами каменных домов. Грубое вторжение казарменных порядков в многовековой крестьянский обиход, мелочная регламентация всех сторон жизни и быта, полевые работы по команде и упражнения на плацу после работ - все это вызывало отторжение среди крестьян, "облагодетельствованных" переводом в военные поселяне. Недаром в ряде поселений произошли серьезные волнения, которые пришлось усмирять при помощи военной силы. По всей видимости Сперанский был плохо знаком с настоящим положением дел в военных поселениях, и потому выступил их апологетом.

Введение Начало пути Эпоха реформ Записки и проекты Преобразования Падение Годы изгнания Сперанский и декабристы Кодификация законов   Заключение