|
Виртуальная библиотека |
||||
|
|
|
 |
||
Глава 9
РАЗРЫВ С ТРОНОМ
ЗАГОВОРЫ И КОНТРЗАГОВОРЫ
Тяжкие испытания, выпавшие на долю русских армий во время великого отступления весной и летом 1915 года, наконец-то пробудили от спячки либеральных и консервативных лидеров Думы. Потребовался целый год бесконтрольного правления реакционных министров, для того чтобы наиболее видные представители разных сфер деятельности осознали свою непростительную ошибку. В конце концов, опираясь на общественное мнение всей страны, они потребовали реорганизации правительства и немедленного созыва Думы; кроме того, они высказались за участие независимых организаций в работе по снабжению армии.
В мае, без заблаговременного уведомления правительства, по инициативе крупных московских промышленников и предпринимателей был созван Всероссийский съезд представителей промышленности и торговли. Его главная задача заключалась в создании Центрального Военно-промышленного комитета и многочисленных его подразделений. Отныне вся промышленность была мобилизована на немедленную отправку на фронт обмундирования, снаряжения и боевой техники. Каждый, кто имел хоть какой-нибудь вес в экономике, принял активное участие в решении этой задачи. В комитет вошла также группа рабочих- "оборонцев1", которые с конца 1916 года вплоть до революции решительно противодействовали пораженческой пропаганде, распространяемой агентами Протопопова, Ленина и Людендорфа.
Комитет работал рука об руку с двумя могущественными общественными организациями - Союзом земств и Союзом городов. Его возглавил председатель Союза земств князь Г. Е. Львов, впоследствии первый председатель Временного правительства. Сотрудничал с комитетом и Союз кооперативов. Все эти организации пользовались полной поддержкой как всех политических партий (за исключением большевиков и крайне правых), так и Верховного командования на фронте. Думы и всех подлинно патриотических министров.
Позднее, живя в эмиграции, князь Львов писал:
"Пожалуй, ни одна страна, кроме России, не столкнулась во время войны со столь важной проблемой. Она была вынуждена не только вести борьбу с противником, который значительно превосходил ее в области вооружений и военной подготовки, но и создать новые мощные оборонные организации. Они возникли вопреки противодействию правительства и опирались на поддержку сил, потенциал которых доселе был неведом. Только природный талант и врожденные организаторские способности, в основе которых лежала предприимчивость русского народа, спасли в то время Россию"2
В июне из правительства были выведены наиболее ненавистные министры - В. А. Сухомлинов, И. Г. Щегловитов, Н. А. Маклаков и В. К. Саблер и их посты заняли генерал А. А. Поливанов, А. Ф. Самарин (предводитель московского дворянства), князь И. Б. Щербатов и сенатор А. Н. Хвостов. Это были честные люди, пользовавшиеся доверием Думы.
Первым вопросом, который встал перед "новым" правительством (все еще возглавлявшимся дряхлеющим дворцовым угодником И. Л. Горемыкиным), была проблема крайне напряженных отношений между правительством и Верховным главнокомандующим Великим князем Николаем Николаевичем. Сложность заключалась в том, что статут прав и обязанностей Верховного главнокомандующего, утвержденный буквально накануне войны, наделял его неограниченными полномочиями как на фронте, так и в тылу, а также во всех делах, связанных с непосредственным ведением войны. Произошло это потому, что царь Николай намеревался в случае войны с Германией взять функции Верховного главнокомандующего на себя. И лишь в последнюю минуту, уступив просьбам Горемыкина, он изменил свои намерения.
Вместо царя на этот пост был назначен Великий князь Николай Николаевич, пользовавшийся, никогда не мог понять почему, большим авторитетом как в светских, так и в военных кругах. А сами права, которыми официально наделялся Верховный главнокомандующий, изменений не претерпели.
Возникло парадоксальное положение. Верховный главнокомандующий, не являясь правителем страны, приобрел, по сути дела, неограниченную власть, за которую не нес никакой ответственности даже перед правительством.
В самом начале войны Горемыкин заявил председателю Думы: "Правительство будет заниматься только внутренними вопросами. Проблемы войны меня не касаются"3. Таким образом, реально в стране в то время действовали две власти.
Ни чрезмерно деятельный Великий князь Николай Николаевич, ни глава его штаба генерал Янушкевич ничего не смыслили в вопросах внутренней политики и экономики. И тем не менее они поступали в пределах своих полномочий, когда, полностью игнорируя правительство в Санкт-Петербурге, направляли свои распоряжения непосредственно местным властям, не ставя о них в известность столицу. Получая приказы из двух источников, провинциальные чиновники были в полной растерянности, не зная, кому им следует подчиняться.
Во время великого отступления 1915 года Верховное командование вызвало в стране настоящий хаос насильственной высылкой из прифронтовых районов всех без исключения евреев, не колеблясь присоединив к ним и других местных жителей.
Из состава штаба Верховного главнокомандующего лишь генерал Данилов был настоящим военным стратегом, получившим военную подготовку. В письмах военному министру Янушкевич откровенно признавался, что не подготовлен для выполнения обязанностей на занимаемом им посту.
Отсюда ясно, что обстановка на фронте и внутри страны настоятельно требовала коренных изменений во взаимоотношениях между Верховным командованием и правительством. Вновь созданный Совет министров высказал почти единодушное мнение, что не видит возможности управлять страной, пока существует столь ненормальное разделение власти.
Тактично избегая вопросов, касающихся действий главнокомандующего на фронте, большинство министров, как новых, так и старых, решительно критиковало создавшуюся ситуацию. Горемыкин упрашивал министров не обострять обстановку, поскольку их критика могла вынудить царя принять на себя обязанности Верховного главнокомандующего.
Так оно и произошло в действительности. Царь Николай стал Верховным главнокомандующим, отослав популярного Великого князя Николая Николаевича своим наместником на Кавказ. Естественно, такое решение почти повсеместно рассматривалось как великое бедствие, знаменующее новые катастрофы на фронте. Однако эти страхи оказались беспочвенными.
Все, кто следил за развитием событий на фронте в период наступления немцев весной и летом 1915 года, понимали, что, несмотря на огромное превосходство в вооружениях и блестящие тактические успехи, даже несмотря на растерянность, царившую среди генералов Великого князя Николая Николаевича, Верховное командование Германии потерпело стратегическое поражение. Планировавшаяся им операция "двойного охвата", призванная взять в клещи целую русскую армию, уничтожив ее тем самым как военную силу, потерпела полное поражение. Оправившись от нанесенных ей ударов, русская армия заняла позиции вдоль новой оборонительной линии, которые она удерживала вплоть до Октябрьской революции. По мнению наблюдателей, такую замечательную стратегию удалось успешно осуществить, главным образом, благодаря усилиям генерала М. В. Алексеева, которого царь назначил начальником Генерального штаба, передав тем самым руководство русской армией в руки лучшего в Европе стратега. И действительно, поскольку новый Верховный главнокомандующий счел за благо не вмешиваться в оперативные планы генерала Алексеева, к осени положение на фронте значительно улучшилось.
И все же решение царя взять на себя функции Верховного главнокомандующего имело для России фатальные последствия. Царь стал все чаще посещать военную ставку и проводить там больше времени, тем самым уделяя меньше внимания внутренним проблемам страны. Став Верховным главнокомандующим, он предоставил царице функции соправителя, хоть и посоветовал ей как можно чаще консультироваться с министрами и действовать через их посредство, а также распорядился, чтобы те, в свою очередь, держали царицу на время его отсутствия в курсе всех дел и событий. Не потребовалось много времени, чтобы результаты столь странного нового двоевластия в стране проявились в полную силу.
Дума была созвана 19 июля. Постепенно в ней стало формироваться новое большинство, состоявшее из либералов и умеренных консерваторов. К середине августа это большинство оформилось в так называемый "Прогрессивный блок", программа которого была созвучна моим идеям о будущем России. Своей целью блок поставил создание правительства из лиц, "пользующихся доверием" страны и "согласившихся с законодательными учреждениями относительно выполнения в ближайший срок определенной программы", в которые вошли бы члены Государственного совета, а также Думы.
Руководимый П. Н. Милюковым, С. И. Шидловским и В. В. Шульгиным, блок надеялся убедить царя, не выдвигая требований о создании правительства, непосредственно ответственного перед представителями народа, назначить Председателем Совета министров человека, который, будучи консерватором, не занимал бы при этом, подобно Горемыкину, столь враждебной позиции по отношению к самому существованию Думы. Царь согласился на учреждение в составе всех министров, связанных с ведением войны, "Особых совещаний" по вопросам обороны, транспорта, топлива и продовольствия. В них предполагалось включить представителей большинства Думы, Государственного совета, Союзов земств и городов и Союза кооперативов. Тот факт, что такие совещания были созданы по инициативе Думы, свидетельствовал о вновь возникшем намерении царя управлять страной в соответствии с пожеланиями Думы.
23 августа царь, как Верховный главнокомандующий, отправился в Ставку. Тремя днями позже, 26 августа, на заседании Думы "Прогрессивный блок" изложил свою программу. Вечером 27 августа министры, наиболее расположенные к сотрудничеству с Думой, - П. А. Харитонов, князь Н. Б. Щербатов, А. А. Хвостов и марионетка в руках Распутина князь Шаховской встретились с представителями блока для обсуждения этой программы.
Попытка убедить царя сотрудничать с Думой и создать правительство, независимое от влияния Распутина, имела крайне важное значение для судеб русской монархии. Вот почему я считаю более предпочтительным вместо изложения своих воспоминаний, связанных с этим эпизодом, привести несколько относящихся к нему отрывков из записей, сделанных Милюковым во время заседаний президиума блока и других совещаний. Они были опубликованы много лет спустя в "Красном архиве", и их достоверность была письменно подтверждена Милюковым4
"Вечером 27 августа Совет министров поручил четырем министрам - П. А. Харитонову (государственный контролер), князю Н. Б. Щербатову (исполняющий обязанности министра внутренних дел), А. А. Хвостову (министр юстиции), князю Шаховскому (министр торговли и промышленности) переговорить со следующими представителями "Прогрессивного блока" по поводу программы блока - В. В. Шульгиным (фракция центра), В. Н. Львовым (та же партия), П. H. Крупенским (националист), И. И. Дмитрюковым (октябрист), С. И. Шидловским (левый октябрист и председатель блока), И. Н. Ефремовым (председатель партии прогрессистов), П. Н. Милюковым (лидер кадетов), Д. Д. Гриммом (академическая группа), бароном В. В. Меллером-Закомельским (октябрист), два последних также члены Государственного совета.
Совещание проходило следующим образом:
И. Н. Ефремов отметил, что в программе блока, видимо, по ошибке выпала часть этого отдела, говорившая о помиловании пяти депутатов с.-д. и восстановлении их в правах депутатов.
П. Н. Милюков подтвердил, что пункт этот был и оказался выпущенным по ошибке.
А. А. Хвостов сообщил, что у него был А. Ф. Керенский и грозил ему скандалом с кафедры Государственной думы, если в три дня он не решит дела в пользу депутатов. Он рассмотрел вместе с Керенским его черновые заметки и подробно ознакомился с подлинным делом. Его впечатление после всего этого, что суд не совершил ошибки... Однако он готов был ходатайствовать о помиловании и просил лишь Керенского, чтобы осужденные прислали телеграфное заявление, что в самом деле осуждают "пораженчество". Керенский от этого отказался.
П. Н. Милюков обращает внимание на трудное моральное положение, в которое министр поставил депутатов своим требованием. Купить помилование путем формальной ретрактации хотя бы таких взглядов, которых осужденные не разделяют, - политически невозможно: это равнялось бы для депутатов с.-д. политическим самоубийством, которого нельзя от них требовать. Притом амнистия по существу не есть пересмотр приговора по каким-нибудь новым обстоятельствам, а прощение вины. П. Н. . Крупенский высказался по пункту 5-му об "отмене ограничительных законов для евреев". Я - прирожденный антисемит, но пришел к заключению, что теперь необходимо для блага родины сделать уступки для евреев. Наше государство нуждается в настоящее время в поддержке союзников. Нельзя отрицать, что евреи - большая международная сила и что враждебная политика относительно евреев ослабляет кредит государства за границей. Теперь, в особенности когда Барк (министр финансов) поехал за границу для заключения займа, необходимо обеспечить успех его поездки. Наши отношения с Америкой также улучшатся с переменой политики относительно евреев. Таким образом, я сознательно отказался от своих прежних взглядов и согласился с требованием к.-д., от которых они не могут отступиться.
Кн. Щербатов. - Собственно, правительство уже вступило на почву отмены черты оседлости. Но на этом примере я вижу, как трудно для правительства идти дальше.
П. А. Харитонов по поводу 4-го пункта замечает, что об автономии Царства польского уже заявлено Горемыкиным, и отмена ограничений в правах (служба, дворянские организации) возможна. Но что разумеет блок под "пересмотром узаконений о польском землевладении"? Собственно, переход земли уже облегчен.
Он стал читать текст программы, пояснив, что текст этот сообщен ему уже ранее (очевидно, Крупенским). При словах "создание объединенного правительства из лиц, пользующихся доверием страны", он остановился.
П. Н. Милюков обратил внимание Харитонова на то, что блок считает этот пункт основным и полагает, что от исполнения его зависит все остальное, упоминаемое в программе. Таким образом, и вопрос о "соглашении с законодательными учреждениями относительно выполнения программы" должен быть обсужден с правительством, пользующимся народным доверием.
П. А. Харитонов ответил, что выполнение этого пункта выходит за пределы компетенции кабинета. Очевидно, блок имеет в виду, что об этом его желании должно быть доведено до сведения верховной власти.
П. Н. Милюков и И. Н. Ефремов подтвердили, что именно так они и смотрят.
77. А. Харитонов заявил, что он доложит Совету министров об этом желании блока, и продолжал читать программу".
Это была первая и последняя встреча представителей "Прогрессивного блока" с членами правительства. Для блока она имела самые неожиданные последствия.
3 сентября дальнейшие заседания Думы были отложены до ноября. Из кабинета Горемыкина один за другим стали исчезать министры, вошедшие в него после летнего поражения на фронте (за исключением военного министра А. А. Поливанова), а за ними и министры прежнего состава, такие, как А.В. Кривошеий, тот самый, который убеждал царя не брать на себя обязанностей Верховного Главнокомандующего.
В начале октября с поста исполняющего обязанности министра внутренних дел был снят Н. Б. Щербатов и заменен крайне правым А. Н. Хвостовым. Этого умного и амбициозного молодого человека еще в 1911 году, до убийства Столыпина, заприметил Распутин, предложив его кандидатуру в качестве возможного заместителя министра или даже министра внутренних дел.
Тем самым соправительница царя, царица, дала понять всей нации, что отныне положен конец каким-либо колебаниям при защите многовековых принципов русского самодержавия.
Руководители "Прогрессивного блока" поняли, что все надежды на соглашение с короной рухнули. Что же предпринять дальше?
Этот вопрос и был поднят на следующем заседании блока 25 октября 1915 года. На нем, кроме членов блока, присутствовали князь Львов и М. В. Челноков, представлявшие Земский и Городской союзы, а также А. И. Гучков от Военно-промышленного комитета. Заседание состоялось сразу же после назначения Хвостова на пост министра внутренних дел.
Чтобы наиболее точно передать драматическую атмосферу этого, крайне важного, заседания, я снова процитирую заметки Милюкова. Первым выступил не входящий ни в одну партию либерал М. М. Федоров.
"М. М. Федоров. - Упадок настроения несомненен, но естественен. В широких кругах связывалась с депутацией5 надежда, что это даст такой же результат, как предшествовавшие шаги. Неудача должна была вызвать реакцию. У большинства связывается с необходимостью действия... Уже пытались создать общественные течения, которые бы шли вразрез с большинством съездов. Выдвинули в торгово-промышленный комитет Татищева - лицо, близкое к жене Мих. Ал-ча6, вели беседу о современном положении... Он говорил с государем: там готовы идти до несозыва Думы; А. Ф. Горемыкин и Распутин. "Опасность династии грозит из армии". "Армия - теперь народ". (На вопрос, готов ли он стать наследником трона, М. А. ответил: "Да минует меня чаша! Конечно, если бы, к несчастью, это свершилось, я сочувствую английским порядкам. Не понимаю, почему царь не хочет быть спокоен".)
Шингарев. - Отказ в приеме депутации произвел впечатление, которое я предсказывал (в Москве я считал, что это средство - последнее). Разговоры кончены, должны начаться действия.
Меллер-Закомелъский. - Нельзя так легко относиться к настроению всей России. Это настроение не упадка, а политического маразма, потеря всякой надежды. Лучшие элементы сказали: для победы нужно то-то, монарх сделал обратное. Все заключают: значит, теперь не смена Горемыкина, а революция. Неужели теперь, когда 15 губерний заняты неприятелем? Допустить, чтобы Горемыкин заключил мир, нельзя. Как выступать? Все общественные элементы сделали последний выстрел. На том же пути дальше идти некуда. Нужно быть уверенными в успехе, чтобы решиться на выступление. Конфликт со всей Россией - надо делать в иной плоскости. Созывы съездов - уже испытанный путь: тут наша артиллерия расстреляна. Возможность явится, когда будет созвана Госуд. дума. Новое слово может явиться в наших палатах, съезды будут резервом для поддержания парламента. Надо оставить вопрос о дальнейшей тактике открытым до этого времени.
Милюков.- Не бояться левых: нас уважают, пока мы действенны. Надо созвать до Думы, остаться на месте, не спуститься ниже, подготовить материал для самооправдания. Менажировать7 социальный элемент.
Гучков. - В каждой борьбе есть риск. Но его преувеличивают. Прострация есть, но есть и выигрыш - в выяснении положения. Все иллюзии исчезли, и все разногласия отпали. Разногласия в диагнозе нет. Почему кажется, что общественное мнение апатично. Оно достигло пределов отчаяния. Пациент признан moribundus8. Тут замерли, потому что предстоит акт великой важности. В выставленных лозунгах мы найдем небывалое единодушие и в тылу, и в армии. Я выставил бы боевой лозунг и шел бы на прямой конфликт с властью. Все равно обстоятельства к тому приведут. Молчание будет истолковано в смысле примирения. Мы никогда не присутствовали при кучке безответственных людей. Режим фаворитов, кудесников, шутов. Это новая нота, которая должна быть сказана. А это - разрыв мирных сношений с властью. Я готов бы ждать конца войны, если бы он был обеспечен - благоприятный. Но нас ведут к полному внешнему поражению и к внутреннему краху. Правительство - "пораженческое". Возымеют ли слова влияние? Может быть. Власть дряблая и гнилая. Там нет железных, сильных, убежденных людей, которые сознают свою слабость.
Маклаков (один из лидеров кадетов). - Съезд9 не может быть деловым. Он должен будет реагировать на вопросы высшей политики, и деловая часть пропадет.Съезды первые заговорят от имени страны. Единственный лозунг - выявление конфликта с короной. Мы не сможем выдерживать прежней фикции. Желательно ли эту фикцию передать съездам, а не Думе, которая обязательно должна это сделать? Милюков требует, чтобы подтвердить прежнее. У него есть оптимизм и нет нервности. Телеграммы государю вызовут оскомину. Нельзя удержаться на позиции лояльности. Съезды, может быть, не пойдут на это. Судьба этих съездов на этом прекратится, и вы испортите музыку Госуд. думе. Города недостаточно авторитетны для поднятия этого вопроса. Позиция левых ждет капитуляции перед ними. Обращение к государю провалилось. С того момента, как идете на это, мы отказались от нашей позиции, тогда я не боюсь левых. Приготовлены ли мы к этому конфликту? Ска'жем ли, что нужно хранить спокойствие? Поднять забастовки, заставить страну идти путем брожения- мы идем путем, которого боимся. Если бы я был убежден, что не можем победить - я надеюсь на deus ex mashina -на 11 марта10. Я понимаю П. Н. Милюкова и Шингарева, но считаю, что созванные первые должны объявить конфликт с властью. Идти на это съездам - нас распустят - невозможно. Додумаем до конца: 11 марта, забастовка? Мы тогда не додумали: П. Н. был уверен, что отказать в депутации не посмеют... Не знаю, сделает ли Дума, но придется сделать.
Шингарев. - На чем держится власть, спрашивает Гучков. На многом. На инерции, на заинтересованных кругах, на государственной машине. На отсутствии мужества и даже понимания. Для 11 марта нужен не съезд. Я считаю сомнительным готовность к удару в лоб. Особенно у земцев. Я предпочитаю конфликт на съездах конфликту в Гос. думе, так как исчезновение Думы превращает общество в пыль.
Гучков. - Конфликт с короной не нужно создавать, а надо зафиксировать. Каждая группа найдет формулу для выражения этого конфликта. Даже правые"11
Не все записавшиеся для выступления смогли получить слово на этом заседании, и обсуждение было продолжено 28 октября. Первым в тот день взял слово член Государственного совета граф Олсуфьев.
"Олсуфьев. - ...Вначале страна отнеслась с громадным сочувствием [к "Прогрессивному блоку"], но с тех пор большие перемены... Мы относились трагически к перемене командования. Катастрофа. Все мы ошиблись; государь видел
дальше. Перемена повела к лучшему. Идол12 оказался пустым идолом. Блок - и общество - в самом коренном вопросе ошибся и потерпел крушение. Затем мы предлагали для войны сместить министров. Самый нежелательный остался, и война пошла лучше. Прекратился поток беженцев, не будет взята Москва. Нужно изменить тактику. Воинственность блока теперь не будет отвечать положению, а некоторая сдержанность, "вооруженный нейтралитет"... Произошло лучше, потому что убрали Янушкевича, но это наше дело: Алексеев - думский кандидат.
Князь Львов. - Критикуйте, но будьте справедливы. То, что случилось, это - сумасшедший дом... Блок ни в чем не ошибся. Вся Россия висит на воздухе. Смена Совета Министров, непосредственное вмешательство короны поставило всю Россию в конфликт с короной.
Бобринский [член Думы от националистов]. - Правительство стало хуже. Что будет при встречей Не речи Керенского, а что мы скажем?.. Мы говорили 3 сентября: Думу нельзя будет собрать с Горемыкиным. Как будем теперь? Нельзя сказать: это не наше дело. Я ответа не нахожу, и меня созыв Думы страшит.
Ковалевский М. М. [Академическая группа]. - Стоустая молва говорит, что председатель Совета Министров говорит: вешают собак, я руководствуюсь высшими соображениями, когда я уйду, будет заключен мир.
Гурко [член Государственного совета и бывший министр внутренних дел]. - Основное положение не в вопросе об "ошибках", а достигнута ли основная цель. Цель была - обеспечить победу. Мы решили, что при современном правительстве победа немыслима. Изменилось ли это?.. Другого ответа, кроме отрицательного, не может быть... Если будем молчать, сам Гришка будет премьером"13
Но Гришка был крестьянином с огромным запасом здравого смысла. Он прекрасно понимал, что лучше обладать властью в Царском Селе, чем быть премьер-министром в Петрограде и нести ответственность перед Царским Селом.
Встречи лидеров блока продолжались. Однако ирония происходившего заключалась в том, что пока они спорили и обсуждали, как вести себя в отношении Горемыкина, если он появится на ноябрьской сессии Думы, в Царском Селе уже было принято решение, что никакой осенней сессии Думы не состоится вовсе, как не состоятся и заседания законодательных органов, пока кресло Горемыкина не займет человек, готовый безоговорочно осуществить планы решительной борьбы с народом.
ИНТРИГИ И ЗАГОВОРЫ
В 1905 году были разорваны духовные связи между троном и городскими рабочими, промышленным пролетариатом.
8 июля 1906 года была разрушена вера крестьянства в царя как "носителя народной правды" в результате роспуска и разгона I Думы, обсуждавшей вопрос о земельной реформе.
Теперь же, после разрыва с нынешним консервативно-либеральным большинством в законодательных органах, трон оказался в полной изоляции от народа и пользовался поддержкой лишь со стороны крайних реакционеров и беззастенчивых карьеристов, находившихся под контролем Распутина.
Для всех стало ясно, что корень зла не в правительстве, не в министрах, не в случайных ошибках, а в нежелании самого царя отказаться от его idee fixe, будто только самодержавие способно обеспечить существование и могущество России. Осознание этого факта лежало в основе всех частных разговоров и планов, сформулированных "Прогрессивным блоком", достигло оно и армии, и всех слоев народа.
Перед каждым патриотом встал неизбежный и провидческий вопрос: во имя кого живет он, во имя России или во имя царя? Первым ответил на этот вопрос монархист и умеренный либерал Н. Н. Львов. Его ответ был: "Во имя России". Такой же ответ эхом прокатился по всей стране - и на фронте, и в тылу.
В 1915 году армейские офицеры организовали серию абсолютно бесперспективных заговоров с целью избавить Россию от царя. В одном из них, например, принимал участие известный военный летчик капитан Костенко, который намеревался спикировать на своем самолете на автомобиль императора, когда тот прибудет на фронт, лишив тем самым жизни и его и себя. Два других офицера (один из них капитан инженерных войск Муравьев, впоследствии - "герой" гражданской войны) явились ко мне, чтобы заручиться согласием на их план организовать засаду и взять царя в плен, когда тот прибудет с инспекцией на фронт. Даже генерал Деникин пишет в своих мемуарах, что и солдаты были за падение монархии, ибо считали виновницей всех своих бед "немку" из Царского Села.
Осенью того же 1915 года меня посетил старый друг, сын одного из 'царских конюших граф Павел Толстой. Он был близким другом брата царя. Великого князя Михаила Александровича, которого знал с детства. Он сообщил, что пришел ко мне по просьбе Великого князя, который, зная о моих тесных связях с рабочим классом и левыми партиями, хотел бы знать, как отнесутся рабочие к тому, что он возьмет власть у брата и станет царем.
Все эти случаи были весьма симптоматичны для тех глубоких изменений в мышлении людей, которые происходили в стране. Народ потерял терпение. Более того, все большее число людей приходило к выводу, что все беды России исходят от Распутина и что политика правительства станет другой, если от него избавиться. Даже А. Н. Хвостов, воинствующий лидер "Союза русского народа" в Думе, разработал план убийства Распутина14. В конце концов миссию спасения династии и монархии посредством убийства Распутина взял на себя любимый кузен царя Великий князь Дмитрий Павлович, который действовал совместно с графом Юсуповым и правым депутатом Думы Пуришкевичем.
Я пишу обо всем этом, с тем чтобы дать читателю возможность лучше понять господствовавшие тогда в России настроения и душевные страдания, через которые прошли люди, прежде чем решиться на тот курс, которым пошел "Прогрессивный блок".
Оглядываясь в прошлое, я решительно отвергаю как несостоятельные утверждения тех, кто считает, будто оппозиция "Прогрессивного блока" трону диктовалась эгоистическими и корыстными устремлениями, которые и привели к краху России. Стоит лишь вспомнить о происхождении и общественном положении большинства депутатов Ш и IV Дум. Это были люди, традициями, социальным статутом и личными интересами тесно связанные с режимом и правительством, верные подданные царя. Это же большинство в IV Думе оказалось перед лицом великой трагедии, ибо вынуждено было отказаться от своей традиционной концепции монархии и ее места в России. Все это было тщательно выверено и продумано; и в конце концов, уже не горстка людей, а большинство в Думе задавало себе вслед за Львовым вопрос: "Во имя царя или во имя России?" И ответ был: "Во имя России".
В конце 1915 года я тяжело заболел и провел несколько месяцев в санатории в Финляндии, где мне сделали весьма серьезную операцию. В результате я смог возвратиться в Петроград лишь через семь месяцев. Однако в столице я пробыл недолго, поскольку мне сразу же пришлось отправиться в Туркестан для расследования обстоятельств первого крупного восстания местного населения. Искрой, вызвавшей волнения, явился абсурдный приказ Б. В. Штюрмера15 о призыве в армию 200 тысяч местных жителей для рытья окопов на фронте. Мусульманское население не подлежало даже призыву на военную службу, тем паче использованию на принудительных работах. Более того, приказ вступил в силу в самый разгар сбора хлопка. Последней каплей стали злоупотребления мелких чиновников, за взятки освобождавших от набора сыновей богатеев. Германские и турецкие агенты, центром активности которых была Бухара, в полной мере использовали возмущение местного населения для подстрекательств к беспорядкам.
В Петроград я возвратился на исходе третьей недели сентября. Только что был назначен новый министр внутренних дел, на этот раз выбор пал на бывшего товарища председателя Думы Александра Протопопова. Всего за несколько месяцев этот человек, которому суждено было стать последним министром внутренних дел Российской империи, умудрился навлечь на себя гнев и возмущение всей нации.
Вскоре после моего возвращения состоялась тайная встреча лидеров "Прогрессивного блока", на которой было решено сместить с помощью дворцового переворота правящего монарха и заменить его 12-летним наследником престола Алексеем, назначив при нем регента в лице Великого князя Михаила Александровича.
Подробности этого мало известного заговора были изложены в мемуарах его организатора Александра Гучкова, опубликованных вскоре после его смерти в 1936 году16. О существовании этого плана я знал с самого начала, и, на мой взгляд, рассказ о нем Гучкова явно несколько сглажен.
В сентябре Гучков был приглашен на тайную встречу некоторых руководителей "Прогрессивного блока", которая состоялась на квартире видного либерала Михаила Федорова. Среди присутствовавших были Родзянко, Некрасов и Милюков. Целью встречи было обсуждение вопроса о том, какие меры следует предпринять перед лицом того очевидного факта, что Россия стоит перед угрозой общенационального восстания. Все они согласились с тем, что "Прогрессивный блок" должен предпринять немедленные меры для предотвращения революции снизу. Наибольший интерес представляют замечания, сделанные Милюковым, который заявил, что долг блока - не участвовать в восстании, а ожидать его результатов. Он предвидел два возможных результата: либо верховная власть вовремя одумается и обратится к блоку с просьбой сформировать правительство; либо победит революция, и победителя, не обладающие опытом правления, попросят блок сформировать правительство уже от их имени. В поддержку своих доводов он сослался на французскую революцию 1848 года.
Отвечая на этот весьма теоретический тезис, Гучков выразил сомнение в том, что народ, совершивший революцию, согласится затем передать власть в чужие руки. По его мнению, ни один революционер и не помыслит об этом. А посему блоку следует самому сделать первый шаг, сместив нынешнего правителя. Согласно Гучкову, именно этим и завершилась встреча. Милюков добавляет, что после этой встречи I стало очевидным, что Гучков намеревается организовать переворот, | и из-за этого среди руководителей блока пошли споры о том, кому следует войти в новое правительство.
Далее в своих мемуарах Гучков сообщает, что вскоре у него начались сердечные боли и он оказался вынужден проводить все время в постели. Во время болезни его посетил товарищ председателя Думы Некрасов, спросивший, действительно ли Гучков готовит переворот. Тот ответил, что обдумывал такую идею, и они тут же решили создать "ячейку", включив в нее тогдашнего вице-председателя Центрального военно-промышленного комитета Терещенко, а также князя Вяземского. Всю ответственность за разработку и выполнение этого плана Гучков взял на себя с тем, чтобы не подвергать риску других руководителей блока, присутствовавших на встрече, особенно Родзянко. Однако, согласно моей информации, решение об осуществлении переворота Гучков принял не в одиночку, а вместе с другими руководителями блока.
А тем временем вызревал другой заговор, осуществление которого было намечено провести в Ставке царя 15-16 ноября. Его разработали князь Львов и генерал Алексеев. Они пришли к твердому выводу, что необходимо покончить с влиянием царицы на государя, положив тем самым конец давлению, которое через нее оказывала на царя клика Распутина. В заранее намеченное ими время Алексеев и Львов надеялись убедить царя отослать императрицу в Крым или в Англию. На мой взгляд, это было бы наилучшим решением проблемы, поскольку все, кто наблюдал за царем в Ставке, отмечали, что он вел себя гораздо более раскованно и разумно, когда рядом не было императрицы. Если бы план удалось осуществить и если бы царь остался в Ставке под благодатным влиянием генерала Алексеева, он бы, весьма вероятно, стал совсем другим. К сожалению, в первой половине ноября Алексеев внезапно заболел и отбыл в Крым для лечения. Вернулся он оттуда всего за несколько дней до свержения монархии.
Всю эту историю рассказал мне мой друг В. Вырубов, родственник и сподвижник Львова, который в начале ноября посетил Алексеева с тем, чтобы утвердить дату проведения операции. Генерал Алексеев, которого я тоже хорошо знал, был человеком очень осторожным, в чем я и сам убедился позднее. Не произнеся ни слова, он встал из-за стола, подошел к висевшему на стене календарю и стал отрывать один листок за другим, пока не дошел до 16 ноября. Но к этому дню он уже лечился в Крыму.
Во время пребывания там его посетили некоторые из участников заговора Гучкова, пытавшиеся заручиться поддержкой Алексеева, но тот решительно отказал им.
Естественно, детали подготовки заговора были известны лишь тем, кто в нем непосредственно участвовал, в конце концов, главное правило любого заговора заключается в том, что ни один из заговорщиков не должен знать больше того, что ему лично положено знать по плану заговора. Лидеры "Прогрессивного блока" знали лишь, что подготовка к осуществлению заговора идет своим чередом и соответственно готовились к нему со своей стороны. Знали о заговоре и мы, руководители масонской организации, хоть и не были в курсе всех деталей, и тоже готовились к решающему моменту. Эта подготовка завершилась учреждением информационного центра левых партий, с тем чтобы иметь возможность шаг за шагом сообщать народу о результатах переворота, добиваясь либо его поддержки, либо, на худой конец, отказа от противодействия.
Чтобы лучше понять атмосферу, царившую на последней сессии Думы, которая длилась с 1 ноября 1916 года по 26 февраля 1917 года, надо иметь ввиду, что мысли всех депутатов были заняты ожиданием дворцовой революции. Конечно, рядовые члены политических партий не располагали точными данными о готовящемся перевороте, но зато не было недостатка в скрытых намеках на него в речах тех, кто знал о заговоре и кто видел, куда ведет страну политика царского правительства, в коем Протопопов играл не последнюю роль.
В начале января в Петроград прибыл вместе с группой офицеров популярный генерал А. М. Крымов, командующий 3-го кавалерийского корпуса на Юго-Западном фронте. Родзянко договорился с ними о встрече на своей квартире, на которую были приглашены и лидеры "Прогрессивного блока". На этой встрече генерал Крымов от имени армии призвал Думу совершить без всякого промедления переворот, заявив, что в противном случае у России нет шансов на победу в войне. Все присутствовавшие поддержали точку зрения Крымова, а некоторые позволили себе говорить о государе в таких выражениях, что Родзянко вынужден был попросить их не прибегать к подобному языку в доме Председателя Думы.
Реальное осуществление планируемого переворота все время откладывалось, поскольку в том его виде, в каком он был задуман, его выполнение было задачей чрезвычайно трудной. Прежде всего, организаторы заговора поставили перед собой задачу привлечь к нему как можно меньше людей и лишь офицеров, чтобы не подвергать риску рядовых солдат. Во-вторых, они решили, дабы не вызывать кровопролития, осуществить его не в Ставке и уж тем более не в Царском Селе. Заговорщики остановились на идее задержать царский поезд где-нибудь между Ставкой и Петроградом, в том месте, где охрану железной дороги несли кавалерийские части императорской гвардии, офицеры которой и войдут в вагон царя, потребовав от него отречения от престола.
В своих мемуарах Гучков писал, что заговорщики не намеревались прибегать к физической силе или убивать царя. "Мы не собирались, - писал он, - совершать переворот, в котором брату и сыну уготовано бы было переступить через тело брата и отца". Тем временем подготовка к перевороту, хоть и ужасающе медленно, но близилась к завершению. Его дата была намечена на середину марта. Но конец наступил 27 февраля, и совсем по-другому.
4 мая на частной встрече членов Думы Маклаков в самых резких выражениях подверг критике Временное правительство:
"Господа, хочу сказать вам полную правду. Нет, мы не хотели революции во время войны. Мы опасались, что ни одной нации не под силу вынести одновременно смену государственной системы и связанной с ней общественной системы, совершить переворот и одновременно довести до победного конца войну. Но наступил момент, когда всем стало ясно, что добиться победы в войне при сохранении старой системы невозможно. И те, кто понимал, что революция будет равнозначна катастрофе, сочли своим долгом, своей миссией спасти Россию от революции посредством переворота сверху. Такова была миссия, которую мы призваны были возложить на себя и которую мы не выполнили. И если наши потомки проклянут революцию, они проклянут и тех, кто вовремя не прибег к средствам, что могли бы ее предотвратить17.
2 августа Гучков подтвердил справедливость сказанных Маклаковым слов, не упомянув при этом о той руководящей роли, которую играл в заговоре, направленном на свержение царя. На заседании Чрезвычайной следственной комиссии он сказал:
"Развитие событий требовало переворота. Ошибка, если можно говорить об исторической ошибке русского общества, заключается в том, что это общество, представленное своими ведущими кругами, не осознало в полной мере необходимости такого переворота и не осуществило его, предоставив, тем самым, проведение этой болезненной операции слепым, стихийным силам"18.
Примечания
(для возврата к тексту нажмите на номер сноски)
1)Тех, кто выступал в противовес "пораженцам" на защиту страны от Германии.
2) Russian Local Govennents During the
War and the Union of Zemstvos (Carnegie
Endowment for International Peace. Yale
University Press. 1930. Papers of Prince G.
Е. Lvov).
3) The Fall of
the Tsarist Regime. Vol. 7. P. 119.
4) Miljukov Р. N.
Memoires. N. Y. 1955. Vol. 2. P. 217. (Ниже
выдержки из стенограммы
заседаний даются по;
Красный архив. 1932. № 1-2, 3.
- Прим. ред.)
5) Царь
отказался встретиться с
делегацией '"Прогрессивного
блока" для обсуждения
вопроса о реорганизации
правительства.
6) Великий
князь Михаил
Александрович, брат
Николая II.
7) Направлять,
руководить (сноска "Красного
архива").
8) Тот, кто
должен умереть (сноска
"Красного архива").
9) Союзов
земств и городов.
10) Бог из
машины (лат.). 11 марта 1801
года заговорщики -
гвардейские офицеры и
придворные совершили
убийство Павла I
11) Красный
архив. 1932. № 1-2.
12) Великий
князь Николай
Александрович.
13) Красный
архив. 1932. № 3.
14) План
провалился. Заместитель
министра и глава полиции
Белецкий намеренно
сорвал его. Хвостов
получил отставку и,
возвратившись в Думу в
качестве депутата,
подробно изложил детали
заговора. Он заявил, что
решил покончить с
Распутиным не только
потому, что тот имел
такое огромное влияние
на Царское Село, но и
потому, что Распутин
поддерживал постоянные
контакты с германскими
агентами, о чем он.
Хвостов, как министр
внутренних дел, имел
достоверные сведения.
15) В
январе 1916 года назначен
на пост председателя
Совета министров. - Прим.
ред.
16) Последние
новости. 1936. 9, 13 сентября.
Другие участники
заговора: Шидловский,
Шингарев, Годнев, Львов (брат
Н. Львова) и Терещенко.
17) Речь.
1917. 5(18) мая.
18) Падение
царского режима. М., 1926.
|
|
|
|
||