кафедра политических наук
виртуальная библиотека
	предыдущая		следующая
		оглавление

---

ГЛАВА 3

О ПРАВОСУДИИ

Бог правда, правду он и любит. И аще кто возхощет богу угодити, то подобает ему во всяком деле правда творити. Наипаче всех чинов надлежит судьям правда хранити но токмо в одних делах, но и в словах лживо ничего не говорити, по что прилично к правде, то и говорить, а лживых слов судья никогда б не говорил.

Понеже судья судит имянем царским, а суд имянуется божий, того ради всячески судье подобает ни о чом так не старатися, яко о правде, дабы ни бога, не царя не прогневити.

Буде судья суд поведет неправой, то от царя приимет времянную казнь, а от бога вечную не токмо на теле, но, и на души казнь вечную понесет.

А буде же судья поведет суд самой правдивой и нелицеприятный по самой истинно яко на богатаго и славнаго, тако и на самаго убогаго и безславного, то от царя будет ему честь и слава, а от бога милость и царство небесное.

Судья бо аще будет делать неправду, то ни пост, ни молитва его не поможет ему, понеже уподобится лживому диаволу.

А буде же будет делать прямую правду, то подобен будет богу, понеже бог самая правда. И аще судья не погрешит в суде, то паче поста и молитвы поможет ему правосудие его, писало бо есть, яко правда избавляет от смерти.

Судье ни о чем не подобает у бога просити, токмо о том, дабы бог ему открыл, како между людми божиими суд правдив судити, дабы от незнания своего правого не обвинити, а винного не оправити.

Мой ум не постизает сего, како бы прямое правосудие устроити, но, елико ми бог дарует, готов, написав, предложите. Токмо не без страха есть о сем, еже аз весьма мизирен и учению школьному неискусен, и како по надлежащему достоит дисати, ни следа несть во мне, ибо самый простец есм, но токмо возложився на его божто волю, дерзнух мнения свое изъявити простотным письмом.

Первое же мнение свое предлагаю о судействе сицевое: егда кто его и. в. определен будет ко управлению судному, то подобает ему умолить презвитера, дабы господу богу всенощное бдение отправил и литургию ж молебнов пение богу отцу нашему небесному б возъпел. И в том молении просил бы о откровении в делах у господа бога со слезами, еже бы бог подал ему познавати правость и винность во всяком деле. И во всем том правлении надлежит всего себя вручить богу и ежели бы он не допустил до какова либо искушения и чтоб от неправости какой не впасти бы в каковые напасти.

А не худо бы и на всякой день, востав от ложа своего, тот новосочиненной богу отцу нашему небесному канон прочжовати с богомыслием, дабы дела его судные строились по воли его божией и не допустил бы бог до какова либо искушения и избавил бы от всякаго лукаваго дела.

И положить себе надлежит устав недвижимый такой, еже, вшед в канцелярию и седши на место, первее велел бы колодников, что их есть, поставить перед себя налицо и спросил бы всех порознь, кто в чем сидит, и у коего подьячего дело его, то справитца з делом. И буде дело до кого невеликое, то того ж часа и решить ево, а буде коего дела решить того часа невозможно, то велел бы того свободить на поруки или на росписку или за пристава и положил бы срок, когда коему явитца. А что ежедневно являтца, то самое безделье и излишня волокита, стал бы он на положенной срок. А в приказе бы кроме розыскных дел, отшод бы никого не было. И до коего сроку кто будет свобожон, то судья бы написал в памятную свою книжку, чтобы того числа решить ево, и тот срок судье вельми надлежит памятовати, чтобы на себя пороку не навести.

И тако на всякой день судье годствует колодников пересматривать, чтобы не был кто напрасно посажен. Изъдревле много того было, что иного подъячей посадит без судейскаго ведома, а иного и пристав посадит, и без вины просидит много время. И аще кой судья сего смотрить не будет, то взыщется на нем вина в главной канторе, коя на управу неправым судьям учинена будет.

А древняго у судей обыкновения такова не было, еже бы колодников самому судье пересматривати и дела их без докуки разсматривати, только одни подьячие перекликают и то того ради, что все ли целы, а не ради решения, и того ради много и безвинно сидят и помирают голодом.

В прошлом 707 году при моем виденье привел в Преображенское слуга боярской деловаго человека за то, что он сказал за собою слово государево. И князь Федор Юрьевич спросил у него о слове и он сказал: В«Я де желая великому государю служить в салдатех, а помещик де затовелел меня сковать, я де того ради и сказал за собою слово государевоВ». И князь Федор Юрьевич и отослал ево в салдатство, а каторой человек ево привел, посажон был в острог и сидел тот приводец недель с пятнадцать с Великова поста до петрова дни, и то пришол их стряпчей, да вынулна росписку. А по правому разсужденного не довелось былои единаго дня ево держать, а и росписка, было брать недля чего. Все сие затейки приказных людей, а людям божиим таким задержанием и напрасными роспусками чинят великой убыток, до кого дела нет, не по что того роспискую вязать.

Тако и по всем приказам чинят. В прошлом 719 году сыщик Истленьев в Устрике у таможенного целовальника взял с работы дву человек плотников за то, что у них пошпортов не было, и отослал их в Новъгород. И в Новъгороде судья Иван Мякиниг кинул их в тюрьму и один товарищь, год пересидя, умер, а другой, два года сидел, да едва-едва на росииску свободил. И такс многое множество без разсмотрения судейскаго людей божих погибает.

На что добрее и разумнее господина князь Дмитрея Михайловича Голицына, а в прошлом 719 году подал я ему челобитную, чтоб мне завод построить винокурной и водку взять на подряд, и, не ведомо чево ради, велел меня за караул посадить. И я сидел целую неделю и стало мне скушно быть, что сижу долго и за что сижу не знаю. В самое заговенье велел я уряднику доложить о себе и он, князь Дмитрей Михайлович, сказал: В«Давно ль о де он под караулом сидит?В». И урядник ему сказал: В«Уже де он целую неделю сидитВ». И тот час и велел меня выпустить. И я, кажетца, и не последней человек и он, князь Дмитрей Михайлович, меня знает, а просидел целую неделю ни за что, кольми же паче коего мизирнаго посадят, да и забудут. И тако многое множество безвинно сидят и помирают безвременно. А по мелким городам многие и дворяне приводят людей своих и крестьян и отдают под караул. И того ради как но приказам, так и по городам надобно иметь росписи, что есть колодников, и чтобы без записки в роспись никакова бы колодника ни в приказе, ни в тюрме не держали. А буде в пересмотре явится кто в роспись не въписан, то кто его посадил без записки, надлежит жестоко наказать, дабы впредь так не делали. А и старых колодников, буде во вся дни пересматривать судья за многоделием не управится, то хотя чрез два дни или чрез три, а буде же и тако не управится, то неотложно пересматривать понедельно, а наипаче по понедельникам. И приказных сидельцов в приказе и пересматривать, а тюремных сидельцов, в тюрму приехав, и пересмотреть накрепко, нет ли какова пезаписцова колодника яли нет ли уходил из записных. (Я истинно удивляюсь, что то у судей за нрав, что в тюрьму посадя, держат лет по пяти-шти и болыни).

А есть ли бы судьи и воеводы водных колодников ежедневно пересматривали, то бы сего уже не было и никому бы безвинно досадить и под караулом держать было некак.

А и делам всем, по моему мнению, надлежит всякому судье учинить росписи же и ту роспись по вся дни прочитать и подьячих понуждать, чтоб от челобитчиков докуки не ждали, но то бы и помнили, чтоб дело не лежало без делания и готовили бы к слушанию.

И егда кое дело к слушанию готово, то судье, с товарищи слушать, не дожидаясь от исца иль от ответчика докуки о вершенье. Судье надобно помнить то, чтобы даром и единаго дня не пропустить, чтоб дела какова ис той росписи не вершить и, слушав, чинить решение немедленно, дабы людие божий ко изълиших волокитах напрасно не пучились.

А и дела к слушанию готовить, по мнению моему, надлежит сице. Которой подьячей из коего дела делал выписку, тот бы и подъписал под тою выпиской: В«Я, имрак, выписку сию делал я истец по сему и по сему правВ». И буде истец винен, а ответчик прав, то такожде имянно подписать, почему он прав и почему другой виноват.

И судьям, то дело выслушав, высмотрить хорошенько правды и неправды, и ради лутшаго разумения зделать из дела выметка коротенькая и росписать имянно правости и внешности и, высмотря тое выметку, посмотрить подьяческого оговору, кого он правит. И буде подъяческой оговор с судейским сходен, то и ладно так, а буде у подьячего оговор зделан разумнее и правильнее, то такова подьячего надобно поберегать, а буде дел пять-шесть иль десяток зделает и оговоры его правильны, то надлежит ево и честью повысить.

А будо же подьячей зделал вопреки правде, то учинить ему наказание неоскудное, а буде же делал токой приговор по пристрастию, то люте наказать и жалованья убавить. А буде же в другой ряд такожде пелр_аво подпишет, то уже и казни подпадет.

И егда кто богатой или и самой убогой челобитную о обиде своей или и в каковом ни есть случае подаст, то, по моему мнению пристойному, надлежит ее судье принять и заметить число подачи, а к записке ее в протокол не отдавать, и самому судье вычести ее со вниманием, чтоб чтеное памятовать. И, высмотря челобитную в тонкость, взять того челобитчика в особое место и спросил его сице: В«Друже! Подал ты челобитную о обиде своей, право ль ты на пего бьет челом?В» И аще он речет: В«самою правдоюВ», то надлежит ему молвить: В«Господа ради, сам ся осмотри, чтобы тебе не впа-сти в напасть и в великой убыток, паче же убытку в грех не впади, чтобы тебе во второе христово пришествие праведным его судом осуждену не бытьВ», и сказать: В«Мы судим овогда право, овогда же и неправо, понеже мы не сердцевидны, а тамо не наш гнилой суд будет, но самый чистый и здравы и всякая лож и правда будет явна, и не токмо большие дела, но и самая малая крупина будет обнажена, понеже сам сердцевиден бог имать судятиВ».

Святый апостол Павел глаголет, яко страшно есть впасти в руцё бога жива. И сего ради ты, друже мой, сам в себе помысли, дабы тебе не впасти в божей суд. Вельми надобно божия суда страшитися, понеже бог ни на каковыя лица не смотрит, но на самое дело. И аще ты сего человека изубытчиш напрасно и на нашем суде аще к прав будеш, а тамо оправдание наше буде тебе не в большее осуждение, буде напрасно его изубытчиш, а и нас на грех приведетВ».

В«А аще же ты сам пред ним чем винен, а надеясь на свою мочь потолочишь ево, то уже самое горшее осуждение приимеши. И аще тогда и каятися будетш, да ничего себе не доможеши, и того ради пыле осмотрись, дабы тебе в вечную погибель не врынутися. Кто пред богом не грешен и кто пред царем не винен? Тавожде и между собою како бы в чом не посъсоритися; господа ради не входи в большую съсору, ни приложи болезни к болсзни и суперника своего не вводи Б большей убыток. Есть ли ты и прав будеш, то не без убытку тебе будет, а есть ли же да неправ будешь, то ево изубытчиш, а себя и наипаче в великую напасть въвалищь, шонеже все убытки ево, что он ни скажет, без-сротао доправлено на тебе будет, да в казну заплатит пошлину, а приказным людям даш заработные деньги. Пойди себе и з добрыми людми подумай, и как ни есть, хотя на себя наступя, а лутши помирись, а челобитную ево у себя поблюди, дондеше о миру договор учинятВ».

И дотом ответчика велеть сыскать, и егда ответчик приведен будет, то такожде на словах ево переспросить, чем он ему виновен, и спросить ево за верою, чтобы он сказал всю правду, как что было и за что у них стало. И буде он тебе повинитца, то ты для памяти вину ево у себя запиши и на повиновение надлежит над ним милость показать, како бы их смиржть, а до больших бы убытков не допустить. А аще повинится в малой вине и о прочем скажет с клятвою, что написал на него излишнее, то уже судье надлежит более пороздробить исца на словах и поискать правды всякими примерами. И буде ответчик прямо сказал, то в исце мочно поклепной иск познать.

А буде ответчик, за таким великим притужанием, вины своей ничего не скажет и клятвою закрепит, что он ни знает, ни ведает, напал де на нега челобитчик напрасно, и то, что он ни скажет, записать и всячески на словах ево пороздробить, как кого на тот час вразумит.

И аще кто умно будет разговаривать, то на тонкостных словах вочно познать, правду ль сперва сказал или неправду. И буде признаетца в нем вина, то надлежит ево и наипаче принудить с великим притужанием, чтоб он помиловал себя и помирился бы.

А буди же признана будет исцова неправда, что ищет он нападком, то надлежит ево понудить к миру, чтобы он ни ответчика, ни себя в убыток, бы ни вводил и вражду свою порвали б без допросов, чтобы им обоим убытку напраснаго не было.

А буде же истец или и ответчик будет гордо говорить на мир итти не похощет, и таковому сказать: В«Добро то, буде ты прав будеш, а буде же винен, то тогда ни малыя милости от нас не получит. Однако же, аще ты и весьма драв, а лучши без больших убытков помиритца, потому что и худой мир лучши добрыя брани, и живите себе в любви. Ведаеш ли ты о сем, что иде же любовь, тут и бог, а иде же вражда, тамо диавол?В» И дать им сроку дни на три или на четыре и аще во век помиритца, то пришли бы они оба перед судью и объявили бы о миру своем. И тот их мир записать в книгу, на то устроенную, и записать имяно, о чом у них было дело подлинником, а не перечнем, и к той записке приложили бы руки, а челобитная подрать и отдать челобитчику. И мировые пошлины взять о них по указу и в мировой книге под запискою их и под взятьем пошлин закрепил бы сам судья иль воевода. А аще кои суперники в мир не пойдут, то чинить им допрос по указу перед судьего, и кто кого чем будет уличать, надлежит судье слушать и внимать и на словах обоих их надобно судьо поводить и искать в них правды. И на многих и тонкостных словах означится правда и неправда.

И буде из них один силен и честен и словесен, а другой беден или не беден, да безсловесен, к тому же аще и малосмыслящь, то судье надобно на сильное лицо, не стыдяся, востати, ante во убогом или и неубогом, да безсловесном исце или ответчике призначится правость. А которой много словесием своим не даст ему в словах выправиться, то всячески, ради любве божия, помощи подобает безсловеному, и сильному не давать ево, безсловесного, изобидити, понеже суд имянуется божий, то тако надлежит и чинить, чтобы суд был подобен божию суду, нелицеприятен. И чтобы на суде и в допросах были исцы и ответчики, а не наемные ябедники, понеже ябедники ябедничеством своим и многословесием и самую правду заминают и праваго виноватым поставляют, а виноватого правым, и так правду заминают, что и судьи слов своих разобрать не могут. А кой не ябедник, а ябедник буде мешать ему не будет, то он больши правду будет говорить и буде молвит какое слово неправое, то он и сомнетца, и того ради не у ябедника скорея правость познать мочно. И того ради супернику не надобно давать слов era заминать, а и подьячему, кой записывает, торопить ево, ни спорить, ничего не надобно, как он знает, так пусть и выправляется, только бы лиш посторонних и к тому делу неприличных слов не говорил бы.

И егда будут в допросах и станут на очной ставке друг друга уличать, то судье при себе надобно держать та записка, которая записана в канторе в первых их разговорах и смотрить прилежно, не будет ли шпик или ответчик с первыми своими словами разбиватца. Буде станет говорить не так, как на одине сказал, то во въизмепиых словах паче перваго надлежит в словах раздробить, чтобы дощупатца самые правды. И аще безъсловеснаго явятся слова с первымн сходны, а у многословесника явятся разны, то всячески надобно безъсловесному помогати и сильному не дать ему теснить и обиду чинить.

А буде во время допросу подойдет кто с стороны и станет в каких-либо словах учить, то того учителя надлежит взять под караул. И буде безхитростно поучил, то штрафом ево обложить, а буде нарочно, на то уготовавшись, пришол, то и розыску подлежит.

И того ради во всякой канцелярии надлежит зделать особые чуланцы, чтоб во время допроса никто посторонней туг не был, а и судье бы никто не мешал.

А за обидимаго и самому судье надлежит быть стряпчим, обидъникому же быть жестоким судьею и немилостивым. Так надобно здраво судить, чтоб аще и самый свойственник ближне под суд прилучится, а по делу винен будет, то отнюд не надлежит ево щадить, чтобы во второе свое пришествие господь бог не стал пересуживати, а за неправой суд не быть бы осуждену самому судье на вечное мучение.

И у коих суперников учинится какая съсылка общая или и необщая, то паче судные записки прилежно и расмотрительно надлежить в них поискать прямые правды, потому что ни в чом таковые лжи не обретается колико в свидетельстве.

А что в проклятых повалных обысках, то сам сатана сидит, а бояшя правды ни следа нет: всех свидетелей пишут заочно, а и ноны и дьячки, не видя тех людей, на коих кто послаться и на словах не слыша, да руки к обыскам прикладывают.

И ради истребления таковые ябедническая неправды надлежит первое по обыкновению приказному взять у них скаски за руками, и чтоб подьячие их в словах не разбивали и не научали бы, как лутчи сказать, но дали бы им в словах волю, и что ни скажут, добро или худо и сходно или и несходно, так бы и писали и чтобы к тем скаскам приложили они руки, а дьяк или секретарь закрепил бы того ж часа, дабы последи нельзя им переменить тех сказак. А буде кой скажет: В«за мною до те ж речиВ», то так и записать, что сказал те ж речи и за мною, кои первой третей сказал.

А кто послался на повальной обыск, то но прежнему взять у них свидетельство за тамошними руками. И егда те обыски приняты будут в приказ, то надлежит велеть им привести ис тех свидетелей человек двух или трех из разных деревень, а буде большой сыск, со всякаго десятка по человеку ради достовернаго свидетельства.

И егда свидетели явятца в канцелярии, и судье, те обыски приняв и высмотря их, взять из тех свидетелей одного в кантору, и поставя ево пред образ божий и реши: В«Ты, друг мой, написан свидетелем, скажи ты мне так, как тебе на втором христовом пришествии стать, и не моги ты ни единова ложнова слова сказать. Аще неправду скажет, то себя погубит, и ты сам себя побереги и ни моги ты ни прибавить, ни убавить, как что ты видел, так и сказывай. Я тебе сказываю, что есть ли ты мне солжеш и скажет по дружбе или изо мзды неправду, то кто тебя принудил солгать, виновен будет платежу, а тебе за неправое твое свидетельство по новоизложенному его и. в. указу отсекут голову. И ради незабытныя памяти и иным лжесвидетелем на показание голову твою возложат на кол и поставят ее при входе в канцелярию, дабы всем всегда зрима была (и колико лжесвидетелей ни явитца, всех рядом головы на колье тыкать). А пожитки все их взяты будут на великаго государя, а жены и дети будут отданы в вечную работу. И того ради сам ты себя и детей своих побереги, буде ты подьячему сказал и ложно, то ты теперь исправен и скажи мне самую правду, как ты что видел или слышел от кого, или только от того слышел, кто на тебя послаться. И буде ныне прямую правду мне скажет, то себя избавиш ты от смерти, а что. подьячему ложно сказал, в том прощон будетВ».

И аще кто скажет пред судьею прямо, что он по научению того суперника, кой на него слался, сказал ложно, то та вина разделить на двое, половина тому лжесвидетелю, а другая учителю, и учинить им наказание равное и по жестоком наказании запятнать их на лице и на руке лжесвидетельиым пятном. И буде впредь в таком же ложном свидетельстве явятся, то бозъотложная чинить смертная казнь.

И кто в таковом деле не принесет повинную, то таковых от наказания жестокого чинить облегчение. И на такия дела и книга иметь особливая, чтоб, кроме лонищных, иных никаких дел не писать, чтобы мочно было без замедления сыскать, хотя в десять лет. Буде кто в таковой же вине явитца впредь, то мнить ему указ уложенный.

А буде же пред судьею в канторе не повинитца, а в слонах своих станет мятца, то таковаго надобно с великим притужанием напорно всякими образы раяными допрашивать: давно ль то было и товарищи ево, кои в росписи написаны, все ли тут были, и прежде ево они пришли или после, или все вместе пришли, и отъкуду пришли и где они сошлися, и отъчего у них сталось и как кончилось, и о коем часе дня или ночи и в какой хоромине или на дворе или в ином каком месте; и буде в хоромах, то в коем месте в переднем ли углу или у дверей или у печи за столом, и сидя ли или стоя, и рано ль или поздо, на дворе ведрено ли в то время или ненасливо было и после того случая, каг, разошлися и кто из них прежде попал от него или кто остался или все вместе пошли и колько их было и всех ли он знает иль и никого не знает?

И как кого бог вразумит, надлежит в самую тонкость свидетелей допрашивать и все те дробные речи записывать имянно, как кто о чом ни скажет, потому что в свидетельстве без меры много ложных свидетелей бывает, а на тонкостных роспросах мудрено ему ложь свою укрыть будет. И, допрося, отвести ево в особное место, чтобы он ни с кем никакова слова не промолвил.

И потом, другога свидетеля взяв, такожде в тонкость допросить и у того допросу никто бы посторонней не был, но токмо подьячей один, кой будет записывать. И буде грамоте кто умеет, то руку бы приложил, а буде кой не умеет, то печать бы свою приложил, чтобы последи спорить не стал.

А буде каким случаем тот допрашеваной свидетель промолвит с товарищи слово какое, ко яьже подтвердительное, то надлежит распросить ево уже и в застенке, чево ради такую речь им промолвил.

И колико их свидетелей не будет, всех допрашивать таковым же образом, а буде не нее свидетели придут, то никово из них не допрашивать, пока все на лицо не будут.

И по таковому тонкостному допросу вся будет правда и неправда явна. И буде кои свидетели были б ложные, то как бы они не ухищряли, а в таковых допросах ни коими дели ложнаго свидетельства утаить будет не можно. При Данииле пророке и два свидетеля не могли своея лжи сокрыти, и зато оба смерти преданы. А естьли где случится свидетелей человек пять-шесть, то хотя бы они все целый год твердили как им сказать, то не могут неправаго свидетельства сочинить, но всех их ков явен будет.

А буде же в свидетельстве случится токмо один человек, то такожде надлежит ево сперва по приказному обыкновению подьячему допросить, потом по вышеписанному ж изъявлению ваять ево в кантору и роспросить ево таким же тонкостным допросом или и вящши того, как на тот час бог, вразумит судью, понеже в одном свидетеле многотрудно прямая правда сыскать. Обаче, допроса ево, отдать под караул и въвести в кантору того, каго оправит и роспросить ево имянно противо свидетельскаго порядка без уятия дробных вопрошений, но еще и приложить тонкостнейших допрошений, дабы и в одном свидетеле мочно было правду л неправду сыскать, и спросить В«во о том свидетеле, прежде ли суперника ево пришол к нему или после и, пришед, в коем он месте сел или стоял, и от што имеете ли с тем судербиком пошол вон или прежде или после?

И буде тот истец или ответчик в роспросе своем размолвитца, то паки взять того свидетеля и объявить ему размолвка и пристрастить ево гораздо, чтобы он сказал самую, правду без пытки. И буде повинится, что был он научен на такое ложное свидетельство, то по вышеписанному ж вина разложить на обоих, кто ево научил и на него, послушника лжи.

А буде теми допросами рознять не мочно, то привести в кантору, кого свидетель винит. И буде тот суперник, видя себе обличение прямое, повинится, то и конец делу. А буде же не повинится и скажет с клятвою, что свидетель на него свидетельствует ложно, и ради изыскания правды и его спросить тем же порядком в дробь, как они в то время случались с суперником опым, и свидетель тот, как тут прилучился быть, при нем ли пришол, или до него тут был, и чтобы сказал всему тому делу начало и конец, и всему тому делу весь порядок, как что было.

И буде с третьим будет у него различие в порятке того случая, то паки внять в кантору свидетеля и, применяясь к различным словам, спросить ево обо всем снова иным уже порядком. И буде сомнетца в словах своих и явитца в порядке том разность, то, немедля, и в застенок и спросить уже и с пристрастием и с розыску. Естьли явитца, что он лжесвидетельствовал по дружбе иль по свойству, а не из найму, то мнитца мне, очно ему от смерти быть и свободну, а наказание весьма жестокое учинить, как о том уложено будет. А знак не токмо на руке, но и на лице положить такое, чтобы он всем людям знатен был, что оВ» лжесвидетель, и никто б ему не верил.

И ради таковых допросов изыскательных надлежит судьи приезжать по обеде, чтобы допрашивать всякими разными порядками, не торопясь, не так допрашивать как семо написано, но смотря по делу и по случаю и на самое дело зря, а не наизуст, ибо, дела не видев, не можно о всем въполности написать, семо токмо означено для примеру, каким порядком что чинить. И к тому применялся, надлежит у бога милости просить всякому судье, чтобы вразумил ево, как ому правда сыскать и как неправда познать. И во время допроса не надлежит в судейскую полату излишних людей пускать, чтобы в допросах помешательства какова не чинили.

И егда исцовы и ответчиковы и свидетельские допросы кончатся и правда вся означится, то немедленно надлежит и вершить ево, чтобы, за тем делом волочась, люди божий не разорялись и напрасно не убытчились.

Буде же кон люди повинны будут смерти, то и их держать долго не надлежит, токмо для покаяния неделя мести или дней десять, дабы в тыя дни постился и молитъся и о грехах своих каялся.

А буде кои люди явятся богохульны, иже тело христово и животворящую ево кровь в скверну вменяют и ругающеся мерзостью запустения нарицают, то таковому не лежит живу быть ни суток, по, из застенка вышед, и вершить ево, потому что таковых сам бог еще при Моисее повелел предавать смерти.

Осмотрись, старичок, и эту речь возми, несть грех, побеждагощий божие человеколюбие.

А буде кто из таловых хульников проситца будут на покаяние, верить тому не подобает, понеже несть таковым покаяния. Сам бо господ бог усты своими рекл. В«Ащэ кто духа святого возхулит, не отпустигца ему той хрех ни в сей век, ни в будущийВ» (Матфея, глава 12, стих 31). А тыи богохулъцы явно духа, свягаго возхуливши , иже действо духа святого хулят и силу его божественную снижают и отъемлют, яко бы ныне дух; свягыи ни какая церьковная действа не сходит и де действует.

Вси бо богохульны последуют диаволу, како диавол, что ни речет, то все ложь, ничим же разни и богохульцы, что не скажут, то все ложь, как законы их ложны, гак и слова их все лживы.

И буде вступится за них духовнаго чина или мирскаго и будут просить, чтоб и таковых богохульцов от смерти свободить, и буде поручатся в том, что он совершенно каетца и хощет к православдой древне вере приступить неложно, то в поручной записи написать имянно, что въпредь ему богохульником не быть и людей божиих яз древней веры в новыя своя разноверия не привлачить, но и старых своих товарищей, отпадших от благочестия, обращать на истинную христианскую древнюю веру. И аще кого увещает иa покаяние, приводил бы в приказ к записке, а буде обращать от своего заблуждения не будет, то он лестно покаелся и зато порутчиков ево оштрафовать надлежит, а ево в вечное заточение отослать или уже и вершить ево.

А буде же кто по покаянии своем будет учить своему зловерию, то уже отнюд сроку ему не давать ево жестокой смерти, а порутчиков ево оштрафовать с наказанием.

А разбойников, мнитца мне, больши трех пыток не для чего пытать, дабы во многих пытках не продолжилось их сиденье. Вора и разбойника держать долго отнюд не надобно, что доле он сидит, то боле от него пакости. И каково вор в первом и в последнем застенке говорит согласно, то и, привед его к плахе, паки спросить, правду ли на них сказал? И буде и при самой смерти то же скажет, то ево вершять, а по оговорных людей послать и, как прилично будет, так и розыскивать и последи его.

И аще такой краткостной суд будет ворам и разбойникам, то им страшнее жестоких смертей будет, понеже кой разбойник ни попадетца, то уже взвороту ему не будет и по прежнему долго жить не станет, что попал, то и пропал. А долгое сидение великая была им потачка, а и каторга им не великая угроза, потому что и с каторги уходят. А аще в неделю конец будет, то всякой вор и разбойник страшен будет.

И егда приведут какова вора, а тут есть какой вор давши сиделец, то новоприводнаго отънюд к нему сажать не надобно, не распрося, но посадить его особливо, чтоб ни с кем он не виделся, а после и роспросу не весьма спускать надобно; потому что многия с приводу всю правду сказывают и в убойстве винятся. А егда старые колодники подъкрепят, то уже и станет с себя аговаривать и с огня уже не будет винитца, и таке иные и на свободу выходят.

Буде воры оговорят в товарыщстве своем жителей до-новых, то в домех их во всех клетях переискать накрепко, нет ли какова платья или и иной какой рухляди, коя ему не свойственна. И буде у кого явитца приличие к воровству, то и без свидетельства будет он явен, а буде никакой прилики не сыщется, то соседей всех допросить накрепъко, ведают ли за ним какое воровство, и чтобы сказали без утаики. И сказать тем соседям имянно, буде о воровстве ведаете и не скажете, а последи явитца, что ведали, то какова смерть вору, такова и вам будет.

И аще и ничего ближние соседи но скажут, обаче спросить и дальних, и буде и далъные соседи скажут, что он доброй человек, то подожа на руде его такой знак, что был он В оговоре и отпущен на свободу. А буде впредь иные воры оговаривать ево будут, то надлежит уже ево пытать.

А буде посланной но воров учинит ворам какую поноровку и поноровка ево буде явна будет, то, чаю, достоин будет смерти.

Мне мнится, естьли бы новоприводных воров после приказиаго раопросу, не медля ни часа и в застенок бы, чтобы он но надумался, то он оторопеет и скажет правдивее, а огда надумается, то уже прямой правды не скажет. И аще кой вор в приказном распросе винился, а с пытки станет запиратца, то надлежит ево жестокими муками мучить, чтобы он сказал, кто ево научил с себя зговаривать. И егда скажет научившего его, то, взяв того учителя, жесточайшими пытками пытать, чтобы он сказал то, чего ради он учил зговаривать с себя и учинять ему наказание жесточайшее.

А которым ворам надлежит живот дать, то тех просто отдюд не отпускать, но учидя наказание уставленное, на, обеих руках и на лице положить клейма, чтобы он был всем людям явен, в какой вине был. И буде впредь хотя мало приключится к такому ж делу, то уже конец ему известной.

И о сем судьям вельми надлежит пещися, чтобы в тюрьмах колодников не много было, то бы добро, ежели бы и единаго узника не было. Худая судьям похвала, что колодников много держат, но то самая честная похвала, чтобы ни одного колодника не было.

То судье прямая честь, еже бы не токмо колодников, но и челобитчиков в канцеляриях немного шаталось. Я не знаю, что в сием за краса, еже так. в концелярию челобитчиков натиснетца, что до судьи и дойти не моги.

То бы добро, еже бы пред судьею человека, два-три иль пять, шесть стояло и то, коим дело есть, а кому дела нет, то бы, поклон отдав, да и шол бы вон, а челобитчикам бы не мешал, такожде и судье в разсуждении препоны бы не делал.

По моему мнению, надлежит судьям так учинить, чтобы не то что перед ними, но и в подьяческих столах никто бы без дела не шатался.

И подьячим всем надлежит приказать с крепким подтверждением, чтобы челобитчиков отнюд долго не волочили. И о сем всякой судья за подьячими смотрил бы прилежно, чтобы они без подлиннаго поведения ничего бы не делали. И буде кому надлежит выписка или и иное какое дело делать, то всякой бы подьячей своему делу срок положил и челобитчику велел бы на положенной срок приходить к себе, а до сроку отнюд бы в приказе не шатался. И дли верности давали бы подьячие челобитчикам рукописные ер-лыки и в тех ярлыках писали бы имянно, к коему числу то ево дело он изготовит. И буде на тот срок он не зделает и челобитчик, придет пред судью с срочным ерлыком, и по тому ерлыку судье надлежит призвать подьячего и спросить, чего ради он того дела по слову своему не зделал? И буде такое принесет о себе оправдание явное и прилучное а не самоизвольное медление, и тому надлежит дать сроку. И буде и к тому сроку не зделает, то уже надлежит ему дать наказание и со штрафом.

И аще в коей канцелярии тако устроено будет, то в том приказе никогда людей много шататца не будет. А челобитчики вместо излишие волокиты будут управлятися — купецкия люди за купечеством, а мастеровые за рукоделием своим, и от того в народе пополнение будет.

А гостинцев у исцов и у ответчиков отнюд принимать не надлежит, понеже мзда заслепляет и мудрому, очи. Уже бо кто у кого примет подарки, то всячески ему будет способствовать, а на другова посягать, и то дело уже никогда право и здраво разсуждено не будет, но всячески будет на одну сторону криво. И того ради отнюд почести ни малые судье принимать не годствует, дабы в неправом разсуждении пред богом и царем не согрешити.

А кто пред судью придет и будет стоять молча, и такова человека надлежит судье самому спросить тихим гласом, какова ради дела стоит. И егда скажет он о деле своем, то надлежит дело ево паче докушливаго управить, потому что многие люди бывают самые смирные и застинчивые и, аще и самая кровная нужда, помощника ему нет, а сам подокучить не смеет. И того ради всячески ему помогатй, и буде ево есть правость, то и наипаче подать ему руку помощи, понеже, таковых безсловесных многословные ябедники вельми изобижают и многоречием своим и правду их заминают. А буде кто бедной человек и на пути на кого либо побьет челом о обиде своей, а дело ево невеликое, вагою ниже рубля, то буде мое то, то тут бы ево и решил, а в приказ бы не волочить ево.

В канцелярии ж егда случится дел каковых слушать, то надлежит слушать ни одними ушми, по и самым умом, такожде и товарищи бы все слушали с прилежным 
вниманием. И во время слушания ни с каковым делом побочным не надлежит припускать к себе и ни с кем ни о чем неразговаривать, дабы от прилежнаго внимания ума судейскаго не отводили. Так надобно разсмотрительно судить, чтобы
никакой судья последи того вершенья не мог перерешить. Наипаче ж того годствует стратаитися, дабы бог того суда пересуживать не стал, а за неправое суждение не отослал быв вечное мучение.

И егда все то дело прочту, то главному судье ни на кою сторону оговаривать не надобно, но токмо еже и уразумел, то держать в мысли своей. И егда товарищи мнения своя подпишут, то, высмотря их мнения, и свое объявить.И аще мнения их с его мнением согласны, то прочесть подьяческие оговоры, и буде и подьяческие оговоры сходны ж, то нечего много и разсуждать, но так ево и вершить.

А буде же во оговорех чьих разнь явится, то надлежит наипаче потолковать и хотя и в другой ряд прочесть и разнегласно разобрать, не торопясь, и кои приговоры правее явятся, то, высмотри гораздо, вершить.

И в вершенни первее бы подьячие приговор закрепили, а потом товарищи судейския, а последи всех главной бы судья закрепил, чтобы уже ни прибавить, ни убавить было невозможно.

А буде же кое дело спорно и к разсуждеиию не поемно, то надлежит подлинное дело отдать в другой стол, который на то устроенной — и подьячие б в нем сидели самые свидетельствованные и ко всяким делам разумительные. И велеть ему зделать из подлиннаго дела выметку и, по выметке разобрав, зделать выписки полная, а другая перечневая, и под выпискою подписать ему свое мнение. И аще и по той выписке разобрать будет не мочно, то аще и отъречено в древних указах, еже по окончании суда в пополнение ни челобитен, ни доношеней принимать не велено, а мне ся мнит, не то что челобитен не принимать, но и неволею брать у них изъяснительные скаски, дабы незаметно мочно решить их дело, или пополнительные челобитные или и снова суд дать, дабы мочно без погрешения ево вершить.

А буде кой подьячеи подпишет мнение свое неправо, станет праваго винить, а виноватого править или какую фальш сочинить, правому иль к вине или виноватому к правости, то надлежит тонкостнее у него выспросить и с товарищи своими прилежно разсмотреть и выразуметь. И буде означитца ево неправость и коварство, то таковаго надлежит и в застенке разпросить, чево ради так он делал.

А буде же объявил он самую правду, то надлежит ему жалованья прибавить и честиго ево при иных повысить, понеже, чего судьи разобрать не могли, а он разобрал и ясно показал самую правду.

А буде кой истец или ответчик станет судейское вершенье спорить, а оправдания себе не сыщет, то на нем за неправой спор пошлины и проести въдвое доправить.

А буде и после втораго вершенья станет спорить, то взять уже на нем пошлины и проести въчетверо, а судьям доправить на нем безчестье.

Я по своему мнению судное дело и управление судейское вельми поставляю высоко, паче всех художеств, на свете сущих. И того ради никакому человеку, не окмо малосмысленному, но и самому разумному не подобает судейства или
начальства искать, но всячески от него отрицатися, понеже
весьма тяжелоносно оно.

Не великое дело, кажется, что из городов в уезды посылают солдат по дворян и по иных всяких чипов людей и дела прямого аще и на алтын нет, а по кого пошлют, то самые легкое дело, что рубля два-три убытку зделают, а иному рублев и десять учинат убытку и тем людей божиих вельми убытчат.

Хотя малая какая справка приказная, то не хотят подождать до иного времени, по как здумаит, то и посылают безъсрочно. А того отнюд не чинят, чтоб послать о том, еже взять писменное ведение, или о чем ни надлежит взять на письме отповедь, но только то у приказных людей вытвержено, что поволоки со всякою отповедью в город. И аще кто живет от города верстах во другом, то и тут рубля два-три убытку будет, а в роспутную пору, то будет рублев пять-шесть исътраты, а кто сот в пяти-шти случится, то и десятью рублями вряд изънятца. А приказные люди людских убытков не исчисляют, они только свою тягость исчисляют, а людская нивочто, а естьли в деловую пору пришлют, то и без хлеба зделают.

И от таковых посылак вельми много пакости людям чинитца, а судьи о сем попечения ни малого не имеют, чтобы им людей государевых в чем поберечь и до убытка какова не допустить.

А кто хощет прямо его и. в. парадетъ, то людей ево паче себя надлежит беречи, чтоб во убожество не приходили и того ради ни малого бы убытку им не чинили. Всякому судье надобно недреманно смотрить за всеми и непрестанно; то и смекать, како бы правда прямая учинить и чтоб никого не озлобить и не разорить. Истинно не имеют не малого попечения, чтобы в чем людей от убытку поберечь.

Ли сие здраво ли господа судьи разсуждают, еже из Санкт-Петербурга из губернской канцелярии годы по три, по четыре, присылки были жестокие по новгородских служителей, кои были в бурмистрах и в целовальниках у денежных зборов, чтобы ехали к отчоту. И ездили годы по три и по четыре и больши, да приехав, да там поживут недель десяток и денег десятка но два-три всякой изсорит, да и назад. Иной лег пять-шесть ездил, то л ведаю, что рублев по сотнице проездили кроме гостинцев, а а гостинцами будет и по другому сту. И отътого людям чинитца великое разоренье и народное оскудение. Буде щитать, то не откладывать из году в год, а буде не щитать, то волочить не почто.

А на что бы того лучши, что в коем городе кто служил, то там бы их и щитать. И щитать бы но десять лет спустя; но приняв казну да приходные и росходные книги, да и щитали бы тутошние судьи бсзъотложно, то бы всякому служителю легко было служить и отчитатца не трудно, потому что всякое дело ис памяти еще не вышло. А десять лет спустя, я не знаю, какой щот правой будет, только приказным людям покормка. А в скором отчете и разорений бы ни малого служителем не было и, отъслужа, всякой бы за свой промысл принялся, и от такова управления никогда бы во всеконечное убожество купецкие люди не приходили б.

В немецких землях ведши людей берегут, а наипаче купецких, и того ради у них купецкие люди и богати зело. A наши судьи нимало людей не берегут я тем небрежением все царство в скудость приводят, ибо в коем царстве люди богаты, то и царство то богато, а в коем царстве будут люди убоги, то и царству тому не можно слить богатому, Я сего не могу знать, что то у наших судей за разум, что ничего в прок государству не прочат, только прочат имение себе, и то на час, а царству так они прочат, что ни за что многие тысящи рублев теряют. Буде по какой причине возмут пожитки чьи на государя, то взяв власие, что в огонь бросят, ибо, взяв, положа их в полату, да держав възаперти год или больши, да станут ценить, то кая шуба соболья была рублев сот в пять, ажио вымут гной один, что и пяти рублев не стоит. И естьля бы о сем предел положить сицевый, аще у кого под судом тако учинят, то згноеные пожитки доправить на тех начальниках, кои то учинят, то стали бы беречь и нехотя. И такова ради их управления те пожитки с сего света губят напрасно в невозврату погибель.

А надобно судьям вельми сего смотрить, чтобы ничто ничье нигде даром не пропадало, понеже все, что есть в народе богатства - богатство царственное, подобие и оскудение народное - оскудение царственное.

Я и сего не могу разуметь, чево ради бурмистров и иных зборщиков весьма гурбуют н недочеты безъвременно правят. Буде кой человек каким недоразумением неколько казны утратят или и на свою потребу взял и у отчету в платеже не достанет, то, мне мнитца, надлежит у него взять скаска, как он те деньги заплатит. И буде скажет, что вскоре заплатят, то и добро так, а буде скажет в год или в два иди в три, то безъвремянно разорять ево не надобно, но веять на нем на те деньги по указу процент.

И отътого великому государю пополнение интереса, а люди будут целы и промыслов своих не отбудут. А безъвременные правежи яко на крестьян, тако и купечеству явное разорение и царству истощение, а не собрание.

Царския собрания не истощатся аще и не круто будут собиратися, всячески свое место наполняет, а крутое собрание не собрание, но разорение. И буде на ком и подочот какой явитца, то только для известия надлежит писать в коллегию, чтоб там явно было, на ком что останетца недочотные казны.

И от такова порядка казне великаго государя будет великое пополнение и царственное украшение, понеже никто разорен не будет и в нищету пригнан не будет же и дом ево цел будет. А по прежнему уставу за доимку двор и пожитки оберут, да оценив впол или в треть или и в десятую долю, да и продадут и тако совсем его и разорят.

А по новосостоявшемуся его и. в. указу на те доимочные деньги на всякой год на сто рублев придет прибыли по десяти рублев. И тако казна великаго государя будет цела и с приплодом, а люди вес будут целы и НИЧЕМ невредимы, И кои люди держат на откупу кабаки или что иное и ащо и срок пройдет платежу, то ни по лево, ни по порутчиков посылать отнюд не надобно, потому что в том излишнем задержании умножатися будет царской интерес. А посылками судьи промышленникам чинят великия убытки, а и царскому величеству не прибыль чинят, но токмо его величества интересу.

Сего судьям вельми прилежно надлежит смотрить, буде дело важное и вельми нужное, а буде и неважное, да к скорости не нужное, то мочно ему и посрочитъ. Во всяком деле надобно смекать, чтобы ему, великому государю, прибыток был, а напрасно б ничто не пропало.

А буде кто захочет коликаго числа на промысл денег, то по требованию надлежит и из казны дать, только того смотрить, чтоб мочно ему верить, и на такую дачу учинить особливая книга.

А у крепостных дел на иманцов из царския казны денег или каких товаров или и в подрядных делах, по моему мнению, отнюд иматъ не надлежит, но во устроенной на то книге надлежит иманцу росписатца, а под его рукою подписались бы порутчити и свидетели по обычаю.

А ежели царю брать на своих природных рабов записи, вельми неслично и чести царской неприлично. Записи писать надлежит народу между собою, того ради, буде против записи кто не устоит, то по записям друг на друга бьют челом и ищут судом.

А дарю неслично на людях своих судом искать, но аще кто винен будет, то вся может имения его взять, и не токмо имения, но и смерть и живот в руце ево есть. И того ради отягод не надлежит царю людей своих запысьми крепостными крепить, только бы руки он приложил, то и крепость на него.

И аще у кого иканье будет из казны рублей тысячь на десять или и на сто тысячь, то надлежит во устроенной на то книге росписатца. И буде он человек не весьма полной, то и порутчики тут же бы подписались, а свидетелем подписыватца не надобно, для того что судья закрепит.

А и в купеческом деле не весьма потребно во иманье товаров писать у крепостных дел крепости, понеже в писании крепостей великое чинитца замедление. На что того лутче, что не токмо у иноземцев христианский веры, но и у бесурманов, в турецкой земле, не то что во сте рублях, но и в десяти тысячах и не пишут записей но нашему на целых листах, но токмо роспишется иманец, да тому и верят и вместо нашего листа напишет строки две или три. А у нас, пока неправда не искоренитца, то для верности надлежит под иманцовою рукою порутчикам подписыватца и со свидетельми, то и купечеством единодневная бы зделка была и купечеству великая бы способность стала быть. А у крепостных дел чинитца великая волокида и торгу остановка излишняя трата.

Мне ся мнит, паче всякого дела надлежит старатися о правом суде, ж, аще правосудие у нас уставится, тo все люди будут боятися неправды. Всему добру основание праведный и нелицеприятный суд, тогда и собрание царския казны будет сугубо. И того ради надлежит сочинить правосудную книгу с подлинным рассуждением на воя-кия дела.

А буде не сочинить на решенье всяких дел новаго изложения, то и правому суду быть невозможно, поне же у всякого судьи свой ум и како кому понравитца, так и судить, а надобно так его усидеть, чтобы и невесьма смысленной судья мог право судити.

И правосуднаго ради уставу надлежит древняго суда уложение и новоуставные гражданский и военные, печатные и писменные, новосостоящияся и древние указные статьи собрать ж по приказам из прежних вершеных дел выписать такие приговоры, на которые дела ни в Уложенье, ни в новоуказных статьях решения не положено. И к таковым вершениям применялся, надлежит учинить пункты новыя, дабы впредь такия дела не наизусть вершить и в сенат бы не, взносить, но на всякия б дела были указные статьи ясные с совершенным расположением. И к тем русским разсуждснием, прежним н нынешним, приложить и из немецких судебников, и кои статьи и из иноземских уставов будут к нашему правлению пригодны, то статьи и взять и присовокупить к нашему судебнику.

И лутшаго ради исправления надлежит и турецкой судебник перевести на славенской язык и прочия их судебныя и гражданскаго устава порятки управительныя преписать, я кои сличны нам то бы тыя и от них принять. Слышно бо о них яко всякому правлению расположено у них ясно и праведно, паче немецкаго правления, и того ради и дела у них скоро и право решат и бумаги по нашему много не тратят: а и хлеба напрасно не теряют, а наипаче купечество праведно хранят. 
И к сочинению тоя судебный книги избратьчеловека два или три из духовнаго чина самых разумных и ученых людей и в божественном писании искусных, такоже и от гражданства, кои в судебных и во иных правительных делах искусных, от высокого чина, кои не горды, и от низких чинов, кои не высокоумны, и от привазных людей, кои в делах разумны, и от дворянства, кои разумны и правдолюбивы, ж от купечества, кои во всяких делах перебивались, и от солдат, кои смыслены и в службах и в нуждах натерлися и правдолюбивые, и из людей боярских, кии за деды хотят, и из фискалов. А мнитца мне, не худо бы было выбрать и из, крестьян, кои в старостах бывали и во всяких нуждах перебивались и в разуме смысленые. Я видал, что и в мордве разумные люди есть, то како во крестьянах не быть людей разумным?

И написав тыя новосочиненныя пункты, всем народом осиждетельствовати самым вольным голосом, а не под принуждением, дабы в том изложении как высокородным, так ж нискородный и как богатым, так и убогим и как высоко-чинцам, так и нискочинцам и самым земледельцам обиды бы и утеснения от недознания коегождо их бытия в том новоисправном изложении не было.

И, написав с совершенным общесоветием, предложить его и. в., да рассмотрит его умная острота. И кои статьи его в-ву угодны, то тын тако и да будут, а кии непотребны, тыи да извергнутца или исправить по пристоинству надлежащему. И сие мое речение многии вознепщуют, якобы аз его и. в. самодержавную власть народосоветием снижаю. Аз же не снижая его в-ва самодержавия, но ради самыя истинные правды, дабы всякой человек, осмотрел в бытности, нет ли кому в тыих новоиаложенных статьях каковыя непотребныя противности, иже правости противна. И аще кто узрит какую неправостную статью, то бы без всякаго сумнения написал бы, что в ней неправости и, ничего не опасался, подал бы ко исправлению тоя книги, понеже всяк рану свою в себе лучши чует, нежели во ином ком. И того ради надобно всяким людям свои бытности выстеречи, дондеже книга не совершитца, и егда она совершится, то уже никто не может помогай. Того во ради и дана свободность, дабы последи не жаловались на сочинителей тоя новосочиненныя книги, то того ради надлежит ю вольным голосом освидетельствовав, дабы всякая статья ни от кого порочна не была, но всяк бы себя выстерег и чтобы впредь никому спорить было не можно, но во веки веков было бы оно нерушимо.

Правосудная установление самое есть дело высокое и надлежит его так состроити, чтобы оно ни от какова чина незыблимо было. И того ради без многосоветия и без вольного голоса никоими делы невозможно, понеже бог никому во всяком деле одному совершенного разумения не дал, но разделил в малые дробинки, комуждо по силе его, овому дал много, овому ж меньше. Обаче несть такова человека, ему ж бы не дал бог ничего, и что дал бог знать малосмысленому, того не дал янать многосмысленному. И того ради и самому премудрому человеку не надлежит гордитися и умом своим возноситися и малосмысленных ничтожить не надлежит, но и их в совет призывать надобно, понеже маломысленными человеки многащи бог вещати, того ради и наипаче ничтожить их душевредно есть.

И того ради во установлении правосудия вельми пристойно изъследовати многонародным советом. И аще и с самым многотрудным многосоветием учинена она будет, обаче въскоре печатать их [не] надлежит, но первое попробовать на делах и, буде никакой вредности в правлении том не будет, то быть ему так, а будь в какой статье явитда некакая неисправность, то о ней надлежит поразсудить и поправить се. И того ради худо бы годы два-три посудить по писменным или и по печатным маленьким тетраткам, а донележе тая новосочененая книга строитца, многия бы статьи и опробавались.

И аще и иное какое дело с таковым смирением нисходительным будет строитися, то сам бог при таковом деле имать быти и помощь свою ко исправлению подаст, понеже всегда бог со смиренным пребывает, а от гордых и высокоумных отвращается.

А правосудное дело самое святое и богоугодное, и того рада всячески надлежит потщитися, дабы суд царев был яко божий. Бог бо всем нам судья есть праведный и на суде его несть лицеприятия, тако и на Цареве суде не требе быть лицеприятию. Бог есть правосуден, того ради и человецех требует правого суда. И ай о правосудии тако мню, еже царю не тако полезен пост и молитва, яко правосудие.

И аще его и. в. укажет правосудное изложение, избрав из старого Уложения и из иных многих примеров, сочинить новое н пространное по своему природному глубокоумию и по данной ему от бога благодати, благоволит и моего малосмыслия объявленный дела разсмотрити, и аще, кии угодны явятца, прияты будут, то по пробе, аще оной за многие дикие дела не вредно будет, то напечатать их великое множество, дабы не токмо в городех, но и в селех без того бы судебника не было, чтобы всяк его читал и волю его я ведал и ничего бы противно его в-ва воле не делал и от всяких неправых дел отъдалялся бы.

И впреди той книги надлежит зделать всем делам изъявление и разобрав их по азбуке и по чину дел разноличных, чтобы всякой человек без труда на всякое дело указ и совершенное решение мог во едину минуту обрести. А аще суду к всякому правлению, како его правити, совершенного основания писменного не учинить и в том правлении самые неподвижные твердости не устроить, то колик о правом суде не старатися, а правосудия прямаго уставити будет невозможно.

А и основание доложа, мнитца мне, надлежит утвердить его жестоким указом и недвижимьш. Аще кто великородной или и худородной выщъшаго суда или и нижняго в коем городе или и в уезде главной камисар или подчиненой или и иной какой правитель или и посылыцик, наипаче же аще сыщик или фискал, не против того нового изложения станет что чинить своим вымыслом и хотя малую статью нарушит, то казнить ево неотложно, как о том уложено будет.

И ради самыя твердости надлежит судьям и прозьбы ни от каковых лип не принимать, дабы правосудию ни малого нарушения не было. И аще кто и вельми заслужил и возънадеяся на заслуги, да по прежнему обыкновению учинит какую кому обиду, аще и самому мязирному человеку, то и тому суд был бы неотменен и за вину чинить указ неизменный по изложению, чему он подпадет, а заслуг ево в зачисление вини его не зачислять, чтоб тот правосудный устав ненарушим был.

А аще кой человек нехитростно вине какой подпадет и от надлежащего наказания или и казни аще надлежит послабить ему, то таковому на руке наложить знак, да аще паки в таковой же вине явится, то уже без всякого милосердия учинить ему указ надлежащий неизменно.

И аще в таковой твердости неподвижно правосудие годов дять-шесть постоит неизменно без нарушения, то вси яко малочинцы и худородные, тако и великочинцы и великородные и заслуженные люди будут страшны и не токмо по прежнему обиды чинить, но и от неправд будут остерегатца и со всяким тщанием будут делать правду.

И ради самые твердости в судах и во всяком правлении, чтобы от правосудия ни много, ни мало судьи не колебатись, надлежит учинить особливая канцелярия, в которой бы правитель был самой ближней и верной дарю. Еже бы он был око царево, верное око, иже бы над всеми судьями и правительми был вышний и за всякими бы правительми смотрил властительно я никого бы он кроме бога да его и. в. не боялся.

И к той канцелярии приход бы был самой свободной, а я сам бы тот правитель был низок и ко всяким бы людям был нисходителен и не тяжол бы он был. А улуча время, по коллегиям ходил бы и смотрил, каково кто дело свое управляет и нет ли каковыя в делах неисправности и нет ли каких на них жалобщиков.

Такожде, обходя судебный места, и челобитчиков бы спрашивал, не чинят ли кому какова нападка и излишней волокиты и не осудили ль кого не против данного им изложения и не взял ли какой судья или подьячей изълишняго взятка?

И у всех коллег и у канцелярий прибить печатные листы со изъявлением таким: буде судья или подьячей какую учинит в деле неправду, то приходили бы в тое канцелярию, то всякому лицу будет там управа.

Такожде, буде кто из сильных лиц изобидит кого убогово иль судья гражданства иль военной офицер чем солдата иль драгуна изобидит, а он суда не сыщет, то тут бы изобижанной искал обороны.

А буде кой судья или камисар или фискал неправду какую зделает, какую гибель царской казне похищением или небрежением, и аще кто о том подлинно уведомитца, то доносили бы в той канцелярии, не обинуяся и никого не опасался, потому аще и на господина своего или на камандира аще и сильнаго, уже выдачи ис той надзиратель-ной канцелярии не будет. Только бы верно доношение было и доносили бы не догатками своими или мнением своим, но усмотря самое дело, и за такое доношение доносители великим жалованием пожалованы будут.

А судьям и всем приказным людям государево жалованье денежное и хлебное надлежит оставить, чтобы в том жалованье казна великаго государя напрасно не тратилась.
Я чаю, что судьям и приказным людям на воякой год тысячь десятка по два-три исходит, а пропадает она даром, низа одну деньгу гинет, потому что они не много
делают даром а аще бы и даром делали, то что в том великому государю прибыли.
Мне мнитца, лучши учинить, пропитания ради, главным судьям и приказным людям учинить оклад здел, по чему с какова дела брать за работу, и уложить имянно, В«о чему брать с рубля на виноватом и по чему с рубля с праваго и по чему брать с рубли при приеме денег в казну и по чему с роздачи жалованной и ни чему с купецких я подрядныхдел и по чему с каковые выписки иль с указу какова иль с
грамоты, иль с памяти. И так надобно усидеть, чтоб ни самаго малого дела не обойтить, чтобы никакова дела даром не делали и брали б самое праведное по располощению.

Я по таковому новоизложенному уставу давать вен будут охотно, а и приказные люди будут дела делать охотнее и волочить уже не будут, потому что буде зделает во уреченное время, то примет себе мзду против указу полную, а буде ко уреченному числу не вделает, то возмет половину, а буде же гораздо заволочит, то и всея своея лишится мзды. И того ради всякой подьячей будет с поспешением делать, а и челобитчикам будет весьма полезно.

И тако надобно расположить, чтобы от рублеваго дела даже и до многотысящнаго всяким разным делам учинить указ определенной и чтобы всякой человек по своей работе оплату брать, а сверх указнаго числа отнюд бы ни единые деньги не брали.

А буде кто сверх указнаго числа лишку, хотя малое что возмет, то взять на нем штрафу, за всякую излишную копейку по рублю. А кто и даст сверх указнаго числа
излишнее, то и на нем по рублю як за излишную копейку имать штрафу.

И аще такс устроитца, и в приказной работе никому обиды не будет яко исцу, тако и ответчику и всякому челобитчику вестно будет, что от чего кому дать. И такова ради уставу и волокиты никакому делу чинить не будут, но всякой для себя поспешать будет. Обаче ради лутшаго исправления надлежит расположение учинить и делам всяким, буде кто однодеиное дело проволочит три дни, то дать ему противо указыне дачи половина, а буде же однодеиное дели проволочит неделю, то лишен будет всего своего взятия за труды, а буде проволочит две недели, то чинить ищу наказание неотложное. А о больших делах, которого не меньши недели делать, а он проволочит две недели, то такожде дать ему половина, а буде проволочит недели, четыре, то лишен будет всего своего труда, а буде проволочит недель шесть, то нещадно бить его батоги. И всяким делам чинить расчисление по величеству дела и по количеству дней.

И ради достовернаго свидетельства брать челобитчикам у подьячих ерлыки, записав в коем числе взял от протоколу челобитную или и иное что и к коему числу обещался зделать. И буде к тому сроку не зделает, то по тому и указ чинить, буде к сроку зделал, то взять ему за работу по указу сполна, а буде за срок проволочил толикое ж число, то взять половина, а буде за сроком вдвое того проволочил, то ничего ему за работу не давать, а за вящую волокиту наказание чинить неотложное.

А о сем всем судьям и приказным людям задать стьх великой и жестокой, чтоб никто сверх указного числа ни от какова дела сверх работных указных денег никаких гостинцов не принимали.

А аще запрещения о излишнем имании и даянии не учинить, то указного числа взятие ни во что им буде и будут брать паче прежняго, такожде как ныне у крепостных дел за гривенное дело берут по полтине и больши.

И того ради и у крепостных дел надлежит учинить такое ж расположение, по чему с каковыя крепости брать за работу, а в казну о крепостей брать токмо пошлины, а. писменные деньги отставить, а брать по указу писцу и насмотрщику за свои труды самим, но чему кому надлежит. И буде того ж дни напишет, коего взял, то взять ему полная плата, а буде в двои сутки напишет, то взять доловила, а буде в трои сутки напишет, то уже не брать за работу ничего, отдавать те крепости без заплаты. А буде кто, в трои сутки написав, да возмет за работу, аще и не сполна, взять на нем штраф сторичной.

И писать бы не токмо крепостные, но и приказные ж всякия письма писали бы строк по пятидесяте и больши на странице. Сие вельми дивно, что во всем свете пишут мелким писмом, а да нас все окрестные государства бумаги напасти не могут. A аще зритца дело сие и невелико, что бумаги беречь, а, по моему мнению, оно не весьма мало, потому что от крупнаго писма и от небрежения рублев тысячь по десятку ни за одну деньгу из царства пропадает. У немец аще и домо она делаетца, а и жители тамошние богатее нас, обаче бумагу вельми берегут. Они не токмо бумаги, но и всякой вещи берегут и для того они и богати, что умеют бережно жить.

А и мы пока самися не осмотрим и всякий вещи по токмо из инова царства принесенный, но аще и домашняя вещи беречь де станем, то никогда богати не будем.

И ради подкрепления от излишних дачь приказным людям и о излишних тратах пищие бумаги, напечатать листы и у всех коллег и у концелярий те листы прибить, дабы все люди прочитали и никаких бы излишних трат ни себе, ни людям не делали. Пчела муха веема не велика и собирает она мед не карчагами, но самыми малыми крупицами, обаче множеством их собирают многия тысячи пуд. Такс и собирание богатства царственпаго: аще вси люди будут жить бережно и ничего напрасно тратить не будут, по всякие вещи будут от погибели хранить, то тое царство может весьма обогатится.

А буде кто покусится взять излишнее в другой ряд, то и штраф на нем взять сугубой: за рубль по двести рублев, наказание на козле, а за третью вину либо смерть, либо в вечную работу к рудокопным делам.

А аще кой судья и не по взятку, но по дружбе или по чьей прозьбе учинить не по новоизложенному уставу, то без всякаго милосердия учинить ему определенной указ, как о том уложено будет.

А аще кто изо взятку нарушит тот новоизданной устав, то, мнятца мне, надлежит и дом его совсем разорить и на несколико лет сотворить его пуст и прибить на том дому писмо со изъявлением вины, еже за нарушение правосуднаго изложения господину того дому учинен указ, а дом его оставлен пуст и живущаго в нем несть, но токмо мышеве и нетопыри да вогнеждаются в нем. И таковое штрафование будет памятно.

А аще судей малых и великих не казнить и великими штрафы их не штрафовать, то, и правое изложение учиня, правды и праваго суда уставит будет невозможно.

А аще ради установления правды правителей судебных и много надет, быть уже так. А без урону, я не чаю, установитися в правде а прямо реши, и невозможно правому суду уставитися, аще сто другое судей не падет, понеже у нас в Руси неправда велми застарела.

А не таким страхом не чаю я того злаго корения истребить. Аще бо коя и земля велми задернеет и того терния огнем не выжгут, то не можно на ней пшеницы сеяти, тако и в народе злую застарелость злом надлежит и истребляти. А ащо не тако, то, по моему мнению, не токмо в судех, но во всяком правлении правды не будет.

И аще великородных судей поберечи от жестоких казней, то лутши изъначала ради уставления правды в суды носадить из ниских чипов, а паче из приказных людей, кои в делах искусны и страх божий в себе имут. И с ними посадить, где пристойно, и из военнаго чина, кии от службы отставлены, и ис купечества, в которых острота умная есть. И за таковых нискородных, аще кто и погрешит, стоять за них никто не будет, да и сами они паче высокородных боятися будут. А высокородные на уложенный уставы мало смотрят, но как кто восхощет, так и делать будет по своей природной пыхе.

И тем низкородным судьям надлежит дать такое величество, чтобы они никаковых лиц не боялись, кроме бога да царя, я делали б все свои дела но новосочиненному его и. в. указу неизменно, а от своего ума не мудрствовали бы и ни на едину черту сверх указу не прибавливали бы, ни убавливали. И аще что потребное усмотрит кто, то доносили бы до царскаго величества, донележе то новое изложение еще же напечатано.

А буде из приказных людей в судьи выбрать некого, то бы из дворян мелких, кои остроумны и в делах искусны и боящияся бога. А за нарушение новоизложеннаго указа известная и неотложная им смерти объявить, дабы они судили, а о смерти своей помнили.

И таковым порядком, аще бог на не призрит и помощь свою низпослет, то метано правосудию устроится и у нас в Руси. Нам сие велми зарочно, что не то что у иноземцев, свойственных христианъству, но и у бесурман, суд чинят праведен, а у нас вера святая, благочестивая и на весь свет славная, а судная росправа никуды не годная и какие указы п. в. ни состоятся, вси ни во что обращаются, но всяк по своему обычаю делает.

И докележе прямое правосудие у нас в Руси не устроится и все совершено не укоренитца оно, то никоими мерами от обит богатым нам быть, яко и в прочиих землях, невозможно быть. Такожде и славы добрыя нам не нажить, понеже все пакости и непостоянство в нас чинитца от неправаго суда и от нездраваго разсуждения и от неразсмотрителпаго правление.

И разбоев и иного воровъства множество чинитца и всякие обиды содеваются в людях не от чего иного, токмо от неправнаго суда. И крестьяне, оставя свои домы, бегут от неправды и росъсийская земля во многих местех запустела, а все от неправды и от нездраваго разсуждения, и какие гибели ни чинятся, а все от неправды.

И самыя правды и праваго разсуждения ни милостию, ни жесточию, ни изменниками судиями, ни иными: каковыми вымыслы, мне мнится, учинить невозможно, аще прежде не сочинить всяким великим и малым делам росположения недвижимаго сочинением особливым, понеже древние уставы все обветшали и от неправых судей вси показались.

И аще бог на дело сие милостивно призрит и помощь свою святую ниспослет и что ни случается в мире дел, на вся тая аще изложатся решения подлинная, новоисправная, и коемуждо делу собственное решение, то и немудрой судья может здраво судить. А без основательного изложения ничему (полезному и к правде склонному быть невозможно.

Яко бо здания высокаго без твердаго основания не утвердити, тако и с правды совершенный без основательнаго изложения никоими мерами уставити невозможно, понеже в нас неправда велми. твердо въкоренилась. Кто с кого сможет, тот того и давит, а кои люди ядовитые, то маломочных и в конец разоряют, а судьи силняков и ябедников аще и видят, что напрасно нападают, а воспретить не смеют. И того трудно правду установи и не токмо всем правда творити, но чаю, что и изложение правое трудно сочинять, понеже сильные люди, кии обыкли обижати, не возложат на себя сила, по всячески будут препинати, дабы не веема им от праваго суда потиснутым быть. И того ради всячески будут тщатися, дабы им, по прежнему, мочно было убогих и маломочных обижать и разорять.

И аще препинатели правосудию явится прежде начинания правосуднаго, то всячески надлежит их отсекати, дабы начинанию правде препинания ни малого не чинили.

А ради совершенныя правды ни коими делы, древних уставов не измени, а самого правосудия насадити и утвердите невозможно. В правителех бо велми трудна вещь, еже бы их от неправды отправите и правда в них [насадити, понеже неправда в них] вельми въкоренилась и застарела. И от мала даже и до велика все стали быть поползновении, оныя ко взяткам, овыя же, боящеся сильных лиц, инии же боящеся ябидников, а инии того бояся, да аще въпредь приимет той власть таковую ж, какову он имеет, и чтоб тогда такожде б ему послабил. И того ради всякие дела государевы и неспоры и сыски неправы и указы его и. в. недействительны, ибо вси правителие дворянскаго чина, своей брать[е] знатным наровят, а власти амут и дерзновение токмо над самыми маломочными людми, а нарочитым дворянам не смеют и слова воспретителнаго изрещи, но как кому что угодна, так то и чинят и за тем всякие дела и неисправны суть.

Се бо колико послано указов во все города о недорослях и о молодых дворянских детях и, аще коего дворянина и на имя указано выслать, то и того нескоро выщлят, но по старому Уложению дождався третьего указа и буде ничем отбыть не могут, то уже вышлют. И в таковом ослушании и указов ц. в-ва презрении иные дворяне уже состарелись, в деревнях живучи, а на службе одною ногою не бывали. 
И, мне мнитца, сие велми странно, что царскому указу ослушну быть, и в Уложелньие напечатали, что третьяго указа дожидаться, сие учинено самая потачка плутам и ц. н-ва презирателем. Но ныне надлежит так учинить: буде по первому указу зазывному не поедет кто, то другая позывка чинить со штрафом, колико иску, токмо и штрафу взять на нем, а челобитчику в другой позывки числить проести по указу.

А буде по кого послан будет с указом его ж. в. салдат или и иной какой посыльщик, а, он укроетца или отобьетца или з дороги уйдет, то и пo первой посылке винить и штрафовать, и исцу проести числить с того времяни и иск весь без суда и без очные ставки донравить, то от такова указа и от перваго ноги задрожат н опрометью побежит к ответу и попрежнему не станут трется присылки ждать.

Тем прежним указом так дворяня избалованы: в Устриц-ком стану есть дворянин Федор Мокеев сын Пустошкин, уже состарелся, а на службе ни на какой и одною ногою, не бывал и какие посылки жестокие по него ни бывали, никто взять ево не мог, овых дарами угобзит, а кого дарами угобзить не может, то притворит себе тяжкую болезнь или возложит на ея юродство и возгри по бород[е] попустит. И за таким ево пронырством инии и з дороги отпущали, а егда из глаз у посылщиков выедет, то и юродство свое отложит и, домой приехав, яко лев рыкает. И аще и никаковые службы великому государю кроме огурствае не показал, а соседи все ево боятца.

Детей у него четыре сына выращены и меньшому есть лет семнадцать, а по 719 год никто их в службу выслать не мог, а в том 719-м году, не вем по какому случаю, дву ево сынов записали в службу, обаче все записаные и незаписаные большую половину домо живут, а каким способом живут, того я не могу сказать.

И не сей токмо Пустошкин но многое множество дворян веки свои проживают. В Алексинском уезде видел я такова дворянина, иминем Иван Васильев сын Золотарев, домо соседям своим страшен яко чел, а на службе хуже козы. В Крымской поход не мог он отбыть, чтоб нейтить на службу, то он послал въместо себя убогово дворянина, прозванием Темирязева, и дал ему лошадь да человека своего, то он ево имянем и был на службе, а сам он дома был и по деревням шестерлом розъежжал и соседей своих разорял. И сему я вел-ми удивляюсь, как они так делают, знатное дело, что и в полкех воеводы и полковники скупы, с них берут, да мирволят им.

И не токмо городовые дворяне, но кои и по Москве слу-жаг и называются царедворцами, а и те множайшия великому государю лгут. Егда наряд им бывает па службу, то инии напишутся в сыск за беглыми салдаты и, взяв указ, заедет в свои вотчины, да там и пробудет военную пору. А иные напишутся в выимщики, по дворам вино корчемное вынимать, и ко иным всяким делам бездельным добившись, да тако и проживали военную пору.

А и ныне, остыти, посмотрит, многое множество у дел таких брызгал, что мог бы один пятерых неприятелей гнать, а он, добившись к какому делу наживочному, да живет себе да наживает пожитки, ибо овыя, добившись в камисары и в четверщики и в подкамисарья и в судьи и во иныя управления, и живут в покое да богатятся. А убогие дворяня служат и с службы мало съезжжают, инии лет по дватцати и по тритцати служат. А богатые, лет пять-шесть послужа, да и промышляет, как бы от службы отбыть да добитися б к делам и, добившись к делам, век свой и проживают.

Яко же видеть, Сергей Степанов сын Унковской лет всего с пят[ь] служил, да добился к делам, и лет с пятнадцать живет у дел, а ныне живет он в Устрике камисаром, да наживает. А и ныне ему вряд быть лет сороку и такой волот, еще бы в лучшую служил и в великанех бы мог служить, токо бы он не выше ль указные меры, и знатное дело, что отставлен он не з болшим двадцати лет от службы. И посему откуду ни посмотрит, нет у великаго государя прямых радетелей, но все судьи криво едут, кому было служить, тех отставливают, а кто не может служить, тех заставливают. В Новегороде у седелнаго дела приставлен камандиром Иван Иванов сын Ушаков, и я ево застал в 710 году у того дела лет не з болшим дватцати был и ныне не з болшим ему тритцать лет, а службу едва и знает ли, что то она. А и дядя ево, Иван Наумов сын Ушаков, у дел больши десяти лет, а такой человек и отныне лет десяток и болши мог бы служить. И тако вси, кои богатые, от служеб линяют, а бедные и стары, а служат, а сытые, хотя и молоди, да служить не хотят. Ивана Артемьева сына Мусина-Пушкина дети, Марко да Григорий, написаны во Преображенской полк в салдаты и едва на службе едва и бывали ль, а отпущены уж к делам, а молодиож, не з болшим по дватцати лет, и тако год за год, да и весь свой век проживут. И я о сем мню, что ему, великому государю, о сем не веема известно, но делают все правители, что здороных молодиков отпускают и, аще и з докладу опускают, да докладывают непрямо, но прилпом доложат, толко слово у него, великаго государя, изо уст вытянут, да и делают, что хотят, и, чаю, запишут в указе, якобы по имянному его и. в. указу отпущен он или послан к такому то делу. И где было от таких молодиков службе быть, а они, заехав в город, живут себе да прохлаждаются, и не то что службы, но, чаю, и караулу мало знают, и, живучи у дел, вместо военнаго дела учатся, как наживать, да век свой без службы провожать. А о том ни они, ниже те правители, кои их отпустили, ни мало не пекутца, чтоб они навыкали воинскому делу, как неприятеля побеждать, но учат тому, как бы им наживать и от службы отлинять.

А и прежде сих времен многия дворяия, на службе не быв, да добились к делам и живут у наживочных дел. Яко же видеть, в Устрицком стану есть дворяня два брата, Роман да Сергей Ивановы дети Чогдоковы, сказывают про них, что нигде на службе не бывали, а каким-то случаем добились в судьи. И один сидел на Устюжне Железной судьею годы с три и болши, а другой брат сидел на Вышнем Волочке ж сказывали о себе высоко, бутто они по имянному его и. в. указу в судьи пожалованы. И того ради всяк их боятъся и, на кого ни нападут, всяк им уступая и перед ними не смели никто и слова молвить. А с нынешнаго московскаго смотру нивесь зачем судейство их тюзамялосъ, писали они с Москвы о себе, бутто по прежнему судьями им быть, обаче то их намерение не состоялось, знатное дело, что не могли перелесть.

И я сему не могу веры нять, чтоб таких здоровяков, и в службе не бывавших, великий государь в судьи пожаловал. Видим мы все, что его в-во, что даром никого не жалует, а жалует за службу да за выслугу. А они такие здоровяки, что на службе заслужили бы человек за десять, потому что они люди богатыя и могли б около себя держать неимущих дворян.

От сего бо служба не веема спора, что здоровые и богатые и в самых совершенных мужества летах долю живут, а убогие и хворые на службе служат, а от маломочного и голоднаго и служба плоха.

Сему я велми удивляюсь, что как монарх нашь стараетца и страсть даст без пощады великую, а не уймутся, ибо многое множество здоровых молодиков под прикрытие правители хранят, овых защищением своим, овых же при себе держанием, якобы споможения ради дел царственных, а самою вещию, како бы, кое время прошло без службы; а иные и в службе записаны, а каким-то промыслом, приехав, в домы свои живут.

И сего ради, мнитца мне, не худо бы всем людям указ ве-лзшзго государя сказать, чтоб у приежжаго в службы или от какова дела соседям всем требовать у него отпускного пош-порта, а буде пошпорта отпускново тех чисел нет, то надлежит ево отослать в город под караулом. А буде в пошпорте написан срок, колико ему времяни быть в доме, то всем соседям смотрить, чтоб за срок и единаго дня не жил. А буде видя кого без пошпорта или и с пошпортом, да за срок будет жить, а они, соседи, умолчат, то за молчание сосед всех ближних штрафовать.

А кои дворяня в службу написаны и ни на какой службе не бывали, и буде каким пролазом добьютца начальства, а буде кто, какова чина ни буди, хотя дворянин, хотя холоп ево или чужой чей или церковник, хотя и крестьянин, подлинно уведает, что пожалован в судьи иль в камиссары или и во иное какое правление, или кто и без начальства в доме своем живет и крестьянами владеет, а великому государю никаковые службы не показал, то у таковых бы людей отнимать и отдавать тем, кои его ц. в-ву служат. А доводчику дать четвертая доля изо всего владения его или и половина, чтоб лучши радели и о таковых лежебоках доносили.

И аще таковых указов напечатать множество и разослать не то, что по городам токмо, но и по селам и по всем погостам и велеть дьячкам в иеделные дни по отпении литургии дня по три иль по четыре прочитать всем въслух, чтобы все тот его и. в. указ ведали и лежебоков бы не таили, то одним годом всех кроющихся дворян и детей их явных сотворят.

И естьли бы господь бог помощь свою низпослал к нам, еже бы из судей и из фискалов и ис прочиих правителей древнюю страсть неправды искоренить, то всякое бы_дело не токмо царское, но и мирское споро бы было

И о сем аз мню, аще и самыя жесточайший казни выпилим и нижшим судьям чинить, а древняго уложения не изменить и всем делам новаго регула не учинить, то не можно и правде в приказных делах состоятись.

Видим мы вси, как великий наш монарх о сем трудит себя, да ничего не успеет, потому что пособников по его желанию не много, он на гору аще и сам-десят тянет, а под гору миллионы тянут, то како дело ого споро будет? И аще кого он и жестоко накажет, ажио на то место сто готово, и того ради, не измени древних порядков, колко ни бившись, покинуть будет.

Не токмо суда весма застарелаго, ие разсыпав его и по-дробну не разсмотря, не исправить, по и хоромины ветхий, не разсыпав всея и не разсмотря всякаго бревна, всея гнилости из нея не очистити. А судебное дело не токмо одному человеку, но и множество умных голов надобно созвать, дабы всякая древняя гнилость и малейшая кривость исправити, тяжка бо есть судебная статья.

Се бо и сам господь бог, ветхаго завета не отставя, новаго не насадил, но егда ветхий отставил, тогда новой водрузил и тако он укоренился, еже и адова врата одолети не могут. Тако и правосудия никто разрушить уже не может, аще древние неправды все отсечены будут въконец.

Се бо ныне колико новых статей издано, а немного в них действа, ибо всех их древносная неправда одолевает. И того ради по старому, кто с кого сможет, тот того и изобижать, а суда по старому на, силнаго сыскать не можно.

На что нынешняго жесточае указу, иже сочинен о беглых крестьянех, а немного и в нем исправления будет, понеже тот указ токмо на одних маломочных людей, а сильным людям он ничтожен есть, старых не отдадут, а вновь кто к ним придет, принимать будут. Се бо и у меня человек пять-шесть вбежало, однако и за тем указом место себе сыскали. И се уже другой год, збежали прошлаго 72-го года июля 9-го числа, а и поныне живут, а аще бы. указу боялись, то бы никто их не принял. О беглых людех так надлежит учинить, чтоб как маломочные, так и силные блиско к себе не припускали и, мочи ль, не мочи ль, тако укрепить, яко же ниже явитца. А в вышеспомянутои статье господа удумали смеху достойно, въмесное ль то дело, что подлым людям уложили, еже беглых крестьян отвозить к помещикам их на подводах и денег за все годы, колко у него крестьянин жил, по дватцати рублев на год с ними же отвозить и отдавать прежним их помещикам. А о своих уложили легохонко, буде жили за кем беглыя люди по приему прикащиков их или старост, а буде принял без нисменнаго их господскаго повеления, то высечь того прикащика или старосту кнутом, а пожилых на тех владелцах не имать ничего. И то стал наружной провод, из них, господ, есть населено беглых крестьян, в понизовых местах и в украиных всецелые села великия, иже есть в них дворов ста по два и по три и болши. И сне не самой ли их разказ, чтоб толикое множество населить без ведома господина своего. И, мне ся мнит, с таковых силняков надлежит пред убогими въдвое взять. И в тех их телах живут никого не бояся, хотя кой помещик, и уведает, то разве из под руки на них посмотрит, а взять и помыслить нелзя. И воеводы в такие вотчины и посылщиков дослать не смеют, а прикащик и староста, кои принимали, давно умерли и кнутом бить некого. И сего ради сей указ велми зделан прямой правде противен.

То бы указ прав был, естли бы написан был как богатому, так и убогому единоравен и написан бы он был с подлинным расположением и с явным изявлением, за какую вину брать зажилых денег по сту рублев и за какую вину Орать по дватцати рублев и за какую вину и не довелось брать зажилых денег. И по нашему простолюдинскому мнению, аще не изменитца той указ, то великия пакости людям сочинятца.

Многии во дворяня маломочные и купецкие; весма разорятца, понеже, аще кто и не на вековое житье кого примет, но наймет поработать па неделю или на месяц за денги или в деревне в пастухи, не ведая, что он беглой, наймут токмо на лето, а не в вечное усвоение, то помещик его возмет сто Рублев зажилых, да на нем же будет сносных животов искать, елико хощет. И от такова расположения многие и без вины разорягца.

Мне же ся мнят, сия статья надлежит расположить сии: а где кто беглаго человека примет на житье к себе в проки во крестьянство или в дворовые люди или и в бобыли, и принял хотя сам помещик, хотя прикащик ево, хотя староста, единаче зажилые денги брать на помещике том, в чьей деревне жил, потому, чья земля, того и беда. А прикащик иль староста невинен, потому что он не себе ево принял, но господину своему, того ради и беда господину, а не прикащику ево. Нестаточное дело, чтоб прикащику иль старосте без воли помещика своего принять кого на житье.

Подобие и купецкой человек аще примет кого в вековое житье, а по на время, то всячески надлежит на таковых править но сту рублев, аще и недели у него не жил.

А буде кто станет насилие владеть чьим человеком, дворовым, или крестьянином, то, мне ся мнит, таковых и тяжчайши беглых людей штрафавати.

А естьли же кто наймет работать па год, а записи у крепостных дел: не возьмет, то доволно и дватцать Рублев с него взять, потому что он не в вечное владение его принял, но на время из заплата денежной.

А буде же кто наймет на день или на неделю в дому или где и инамо поработать, то на таковых наемщиков поручных записей брать некак. И таковые ни малому платежу неприличны, потому что они наняты на мало время.

А аще за наемщиков поденных и неделных и месячных брать зажилые денги, то всенародное разорение будет. Токмо то надлежит учинить, чтоб крестьяне всякаго звания, по прежнему просто, не токмо на год, по и на неделю, никуды бы ни в подводы от жилищь своих просто не ходили, но все бы государевых воластей и властелинских и монастырских у соцких своих брали бы отпуски за их печатьми. Такожде и помещичьи крестьяня без писменных отпусков никуды бы не исходили, а с писмом таковым кто у кого ни найметца из денежные заплаты, то нанявый от всякого платежа свободен.

Мне же ся мнит, ради самые правды надлежит о беглых крестьянах так учинить, чтобы как богатым и силным, так и убогим и маломочным безъобидно было. И я правее сего не могу предложите, еже написать сице.

Всякаго звания силные и безсилные послали бы но все слои вотчины, кои в близости и кон и в понизовые новые и старые свои вотчины, и во украинные займища к прикащикам своим и старостам указы, чтобы без отлагательства новых и старых пришлых людей выслал за проводниками, кои лет и по пятидесять или и больши жили за ними, и отдали б руками з женами и з детми и со внучаты их старым помещикам, чьи они были. И не то что по сту рублев на год, но и по сту копеек не надобно, толко б со всеми их животы движимыми отпустили бы, то и тому старые помещики велми будут ради.

И во исправлении тоя отдачи дать хотя на год сроку или и болии, чтобы все силные и безсилные совсем исправились в отдаче. И аще сии состоитца его пресветлаго и. в. указ, то все помещики ради будут и без зажилых денег будут благодарны, и так бы все господа вотчины свои очистили, чтоб ни жадные души не оставили у себя пришлых людей ни мужеска, ни женска пола.

А буде кто за тою отдачею оставить у себя, хотя малых робят, не то что многое число, но хотя одного, а после отдачи обличится, то на господине взять за женскую голову.сто рублев, а за мужескую двесте рублев, а прикащику, да старосте но пятидесять ударов кнутом, а крестьяном всем по десяти ударов за тое утайку, чтоб и въпредь государев указ помнили, и чево спросят, не таили бы.

И за сицевым указом, чаю я, что и высокие персоны не станут старых беглецов держать, а вновь, чаю, поопасутся, не то что сами господа, и прикащики и крестьяня все будут исправны.

А буде кто, не похотя отвозить пришлых людей, да в воде дотопит или и инако каким случаем умертвит, то за всякую голову по десяти человек повешено будет. А кто пожиткам их коснетца, то на нем доправлено будет десятерицею и отдано будет тому, чьи те крестьяне были.

И сицевым образом, чаю, что все беглые крестьяня возвращены будут и во всей России пустоту всю населят, а во иных местех и со обилием наполнилось бы теми пришлецами.

И сылным персонам и то будет забедно, что аще и без за-жилых денег, но токмо з женами и з детми и со внучаты их и с пожитками их крестьянскими отдать их, то ведаю, что и о том будут охать. А тут им было легко приговорить, еже в прежнем указе написано, чтоб мелким помещикам отвозить з женами и з детми и з зажилами денгами, а самим, ведаю, что и подвод будет жаль дать. И того ради, чаю, что будут всячески сию статью спорить, чтобы сидевому указу не быть, любят они на чужой спине ехать.

А буде не сице вделать о возвращении беглых крестьян, то не чаю я концу быть, еже бы беглых всех возвратить на старые места и пустота б наполнить. Аще ныне высоким персонам послабить в отдаче беглых крестьян, то они старых всех у себя зажмут, а и вновь принимать будут, и правосудие прямое за такою их силою в России у нас не состоится. Сия статья видитца и не велми тяжка, что чужое отдать без наддачи, а высоким персонам покажетца за великую беду.

И аще сицевый его и. в. указ состоится, что всем, как нис-ким, так и высоким персонам всех пришлых людей вывести з женами и з детми и со внучаты, то я чаю, что одним годом вся пустота но всех деревнях наполница, и чаю, что иные и порожжия пустоши будут населять. И егда пустота вся напоянитца людми, то и интерес царскаго величества умножитца и жилее будет земля, то и купеческие промыслы разширятца.

Толко разве останутца те беглецы, кои бежали за рубежи, я и тех естьли его и. в. указ состоитца, то послать и за рубежи к тамошним жителем, то и они, чаю, что ослушны его в-ву не будут, вышлют все, у кого колко их есть. А Суде кои на королевское имя записались, то и наипаче порола и курфисты тамошние с царским величеством в тех беглых пришлецах соритися не будут и колико у кого есть, чаю, что поскоряе наших велможь, а ис черкаских местностей мочно, чаю, и посылкою взять.

В старом Уложенье напечатано: буде кто, нехотя кого изубытчить, побьет челом напрасно, и егда сыщется, что бил челом он напрасно, то взять на том проести и волокиты по гривне денегь. И кто и в прямом деле побьет челом, проести та ж гривна на день, хотя в рубле, хотя во сте рублех, хотя в тысяче иль в десяти тысячах рублев, то числитца та же гривна на день. И в том древнем расположении какая правда. А естьли прямо рассудить, то надобно всему розмер положить, по колику проести числить на день в рублевом деле и по колику в десятирублевом, такожде и во сте рублях и в тысяче надлежит расположить имянно, по колику проестей брать на день с какова иску, и то чинить по записям и по иным случаям в прямых искех.

А буде кто нападет нагло, похотя кого изубытчить, и егда допряма сыщется, еже напал он напрасно, то чего он искал, без всякаго милосердия доправить на нем то ж число, чего он искал, и отдать тому, на кого он бил челом. А и проесть, по величеству иску расположа, доправить на нем же и отдать ему же, ответчику, да на нем же допрасить пошлина въдвое дабы въпредь было ему и иным так делать неповадно.

И таки, егда кого обвинят в десяти тысячах, то указано стоять на правеже сто месяцев, н того времянн будет девять годов и два месяца. А егда выстоит то лета на правеже, то тогда виноватой принесет челобитную, чтоб ему те денги собирать в перевод и в том переводе повелено дать сроку на толико я; лет, и истец, волочась да и иску своему не рад будет. И то стала самая явная ворам и ябедникам потачька.

Мне же ся мнит, статьи стараго Уложенья обе надлежит отставить я вделать так, чтоб каков иск ни был мал или велик, и егда кого обвинят в иску, то допросить ево, чтобы он дал сказку, когда он денги принесет. И буде на колко времени поволит ему истец дать во исправе сроку, то истец волен, хотя на год даст сроку. А приказным порядком болши недели на сто рублев дать не мочно, а в тысяче рублех на десять недель, а болши того иль менши, то давать срок по росчислелию платежа.

А буде скажет, что платить нечем, то послать все ево пожитки движимые и недвижимый описать и, оценя, велеть продавать с наддачею. А ценовщикам велеть ценить прямою настоящею ценою, а буде ценовщики половинною ценою оценят, то за такую неправую оценку бить их кнутом. А буде выше настоящий цены оценят, то отдать им, ценовщикам, а у них денги принять и колико тех денег соберетца, отдавать исцу.

А и нынешней указ о нищих учинен не веема здраво, потому ведено штрафовать тех, кои милостыню подают. И тем никогда не унять, да и невозможно унять, и то. положение и богу не без противности, бог положил предел, что давать милостыня, а судьи паши за то штрафуют. [А им штрафовать] давалцов не надлежало, [но надлежало] по тому указу его ц. в. нищих всех перехватать и допросить, чьи они крестьяня иль посадские иль какие иные люди. И чьи они скажутся, то надлежало их розсылать на те места, откуды они пришли, а они, то отставя, давалцов штрафуют.

И сия статья правилнее б так учинить: кои хворы и увечны и престарелые, тем бы учинить покой, а кои ходят здоровые крестьяня и крестьянки и доти их, и тех, естли повелино будет, всеяго чина людям хватать, хотя в городе, хотя в деревне. Какой человек ни увидит нищаго здороваго, то, ухвати бы его, привел в приказную плату, и записать, где его взял, и, записав, отдавали бы их из приказу тому, кто ево привел, а буде он не возмог, то кто ево востребует, отдават бы новее, чей бы он ни был. А буде никто не возмет, то отсылат бы их к каковым делам государевым. То дворяня лище заслышат, часу не будут мешкать, всех заберут к себе и по миру ходить уже не будут пускать. И таким способом одним годом или менши нищие бродить не будут и по улицам ходить не станут.

Есть бо много таких помещиков, летом крестьян своих и людей держат у себя на работе, а зимою посылают в мир и велят по улицам бродить и милостыни просить. И скитаючись по миру, аще у кого буде найметца поработать и за роботу свою денги возмут, а те помещики, уведав то, что нанявшись, пожил месяц место иль другой, то они скажут, что он бутто збежал и, записав поимку, будет бит челом на того, у кого он из найму работал, о зажилых по указу. И тем не токмо купецким людям, но и дворянам чинят убытки великая.

А иные посадские такия люди есть лежебоки, что живут своими домами, а не хотя ни торговать, ни работать, ходя по миру, милостыню собирают. А иные, сковавшись, ходят бутто тюремныя сиделцы и, набрав милостыни, да домо лежа, едят. А иные сами и промышляют, а детей своих посылают милостыни просить. И таковым нищим, освидетельствовав, надлежит и наказание дать неоскудное, чтобы даром хлеба не ели; будо кто промыслом своим прокормить себя не может, то шол бы на поденную работу или бы пошол в люди жить, а детей бы своих роздал мастеровым людям в научение, и, научась мастерства, могли и отца своего кормить. А скитаючись по миру, иного ничего не научится, только что воровать и тунеядцами быть, И таковые люди уподобились червию, что ничего не делают, а хлеб с свету губят даром.

Такожде и по тюрмам насажено у судей множество людей и те люди, тюремные сиделцы, ничего же не делают, толко лежат, да хлеб ядят, яко червие ж. И сия дела яко нищих, тако и тюремщиков, не надобно судьям в презрение полагать, но велми надобно пелцисн и не токмо одним судьям, но и лодъячим, чтоб дней обоих никакия люди даром не теряли и хлеба бы даром не ели. Бог не па то хлеб нам дал, чтоб нам ево яко червиго съев, да в тлю претворить.

Но надобно, хлеб ядши, делать прибытак богу и царя своему и своей братье и себе, дабы не уподобитися непотребному червию, иже токмо в тлю вся претворяют, а ползы ни малыя людям кроме пакости не содевают.

В России во всех городах и в селех и деревнях нищих и тюремных сидельцев, чаю, что наберетца тысячь десятка два-три или болши и на кийждо год хлеба они съедят на худой конец, что тысячь пятдесять четвертей или и шестьдесят. И естьли положить на человека с хлебом и с хорчом и со одеждою их на самой малой оклад по шти рублев на год коемуждо человеку, то такими тунеядцами казны на кииждо год в тлю претворитца близ дву сот тысичь рублев. И такая великая гибель чинитца вся от нерадения судейскаго, в побо-рех за гривну хотят из человека душу вытянуть, а где многия тысячи погибают напрасно, того ни мало не смотрят и не внимают тому, как бы в чом прок зделать к пополнению царственнаго богатства, но толко то считают, что налицо принимают, то и в прибыль почитают. А что тем собиранием своим бед наделает людям, паче же самому великому государю наделает убытков множество, то ничего того не смотрят и не радят о том.

Самое основание собранию то радетелное, еже его и. в-ву кто потщится казну собирати, а людей не разорит. А сего всем правителем паче собрания смотрить, чтобы ничто нигде даром не пропадало и никакие б люди хлеба даром не ели, но вси бы трудились и плод приносили.

Вси бо судьи и правители нарицатся ц. в-ву радетели и слугами верными наричут себя. А естьли здравым оком посмотрить на них, то все их радения вопреки явятся прямому радетелю, не то, что чего собраннаго беречи, но и не собраннаго смотрить пилно, чтобы ничто нигде не тратилось и дней бы обоих никто даром не терял.

И всякия собранный вещи не токмо и царских сокровищах, но и во всем мире за богатыми и за убогими прилежно смотрить, чтобы нигде ничто и их даром не пропадало и излишняго ничего б нигде не тратили, то то такой человек прямой будет дарственному богатству собират[ел]ь.

И всякому правителю во своей провинцыи пли и канцелярии, аще кто восхощет государю своему порадети, то не надобно ему много пить и прохладно жить и по лесам зайцов ловить, но о том все свое .попечение иметь, како .бы скоряе дела вершить и чтоб в приказе и в тюрме лишних дней не сндоли и хлеба бы напрасно без работы не ели, но все бы были у дел своих. Кои по вине своей достойны смерти, то тех не для чего долго и томить и даром хлеб в них тратить, но надлежит их вершить.

А и по кабакам надобно смотрить, чтобы ярышки голью без работы не жили тут. А буде кои для работы годны, то брать на них крепости, чтобы им никаким дурном не промышлять и зерьнью не играть и пристани никаким лишним людям не держать, чтобы без работы никакой человек не был.

А кои люди надлежат какова наказания, то таковых не надлежит и дня единаго в тюрме иль в приказе держать., чтоб он дней своих даром не терял, А коих надлежит дослать па рудокопные дела и на иные черные работы, то и тех долго держать не для чего ж, по, запятнав вечным или времлнным пятном, отсылать их, кои куды надлежат, чтобы они даром хлеба не ели.

А и кроме приказа всякому командиру во своей каманде смотрить накрепко, чтобы никто нигде даром не шатался и робята молодые кроме праздничных дней отпюд бы по улицам ни кознами, ни кубарями, ни иными какими играми ни играли, а и В мужестве сущия никаковые вещи напрасно не тратили и яйцами б не билися. И никакова чина люди и дво-ряня без писменнаго указа хлеба бы в вино не переводили и за крестьянами своими сами бы смотрили и прикащикам и старостам накрепко бы заказали, чтобы никакой крестьянин гулякой не был ни летом ни зимою. Не токмо болшие но и малыя ребята даром не шатались бы, но овыя учились бы грамоте, а иные рукоделью, каковые водитца во крестьянах, учились бы. Буде кой топором еще и не сможет владеть, то бы прясть учились и, научась, шли бы па полотняные дворы и там бы зимою из найму или и из хлеба работали, а летом полевую б работу работали. И аще в юности навыкнет работать, то и под старость гуляком не будет.

А сие и не без греха есть, что за самыя [малые] вины да в тюрму сажают, а иных и безвинно сажают, иного посадят и на час, да забудут, то он в забвении просидит и год место. И ради памятований надобно всякому судье безотложно на всякой день колодников своих всех пересматривать, и всех их ставить перед себя налицо, то нелзя будет подьячему иль приставу посадить за хоженое свое. И смотря колодников, всех бы новоприводных сам допрашивал, кто в каком деле приведен. И буде дело до кото малое, то того бы часа и решение ему учинил, то бы он промышлял, а, в приказе б сидя, дней своих не терял.

И аще все судьи тако будут управлять, колодников повседневно пересматривати и решение им чинить немедленное, то и тюрмные дворы не надобны будут. От неуправления судейского велми много в мире пакостей и разорения чинитца и погибают многие напрасно, ибо многая, в заключении сидя, з голоду и от всякия нужды умирают безвременною смерьтию.

И о колодничем сиденье, мнитца, надлежит предел учинить сицевый: буде кто взят в розыскном деле, то решить ево в неделю и болшое что в две, а в исцовых делах держать больши суток отнюд не надобно. А буде за сутки будет кой судья в исцове деле держать, то кормяг[ь] того колодника судье своим хлебом, и естьли учинено будет тако, то по нынешнему держать долго не будут. А сие веема надлежит отставить, чтобы по улицам перекованным колодникам, ходя, милостыни не собирать. Ныне, истинно, стыдное дело, что в нищих да в колодниках пройти невозможно.

В старом управлении судебных дел было уставлено, буде в каком займе или иманье из казны дене поручатца порутчики в тысяче рублех человек десять или дватцать, а писали в записях, взять те денги а заимщике и на порутчинах, кто из них в лицах будет. И по такому обыкновению, аще заимщик не исправитца, то, высмотря ис порутчиков, которой посытнее, да буде не умеет за себя стать, то на одном на нем и доправят и совсем ево разорят. А иной заимодавец немилостивой, как срок придет платежу, а заимщик не исправитда, то не даст сроку ни на неделю, всех порутчиков захватит в приказ, и егда обвинят их, то всех их разорит до основания. Буде денег не принесут въскоре, то пожитки у всех заберут безсрочно и оцекять дешевле половины и все распродадут за бесценок. И тако всех порутчиков и разорят и межь двор пустят и от такова порядка многое множество народа в нищие пошло и то стало быть самое царственное разорение.

А аще вделать, так, чтобы во всякие поруки ручались по-рутчики по своей мочи, аще и в великом займе тысящном или и многотысящном станут ручатца, то всякой пoрутчик ручался б по своей силе. Дуде кой может тысячу рублев заплатить, то бы в том и ручялся и в руке своей имянно бы и описал, что он ручаетпа в тысяче рублех, а кто с тысячу рублев не сможет, то всякой бы по своей могуте, кто во сте рублех, кто болши иль менши. И буде кто больши десяти рублев заплатить повытку своего не сможет, то в десяти рублех и подписался бы, и егда заимщик платежем не исправится, то болши десяти рублев с него бы не было взятья. И тако всякой порутчик, что в руке своей написал, то и заплатит и по такому регулу никогда бы порутчики от поручения своего не разорялись и ручатца бы стали охотнее.

В старом Уложенье напечатано, еже сажать в некоторых делах за вику сажать в норму годы на три и на четыре и болши, и та статья мне возмнилася веема непристойна. Но чем посадить в норму да морить лет пять иль шесть, то лучит приложить ему наказания или иного какова штрафования, а дней жития человеческаго терять не надобно. Человек, на воле будучи, иной подле себя и посторонних человек пять-шесть или и болши может прокормит, а в тюрме сидячи, и себя прокормить не можно, но въместо червя будет хлеб есть и в тлю претворять без прибытку.

В Новигороде в прошлом 718-м году пойман Ямъбурсних стеклянных заводов того стеклянаго дела ученик Иван Семенов в том, что он сам себе пошпорт написал своею рукою. И дважды он розыскиван в том, что не писывал лы кому иному попшортов или иных каких писем. И кроме того своего пошпорта не явилось, и видя, что иной вины никакой нет, то бросили ево в тюрму. И сидел в тюрме при Иване Мякинине три годы, а решить ево не мог, знатное дело, что дать тому ученику было нечево, а он, Мякинин, любил денги, а даром он никому ничего не делал. И буде, кто болши принесет, тот и прав будет его судейским разсуждением; он, будучи в судействе, не смотрил на правду, но смотрил на денги.

И таким судейским гнилосуждснисм пять лет без одного месяца просидел в тюрме и вся та пят[ь] лет погибла. А естьли бы он, Мякинин, не алтынничал, да, по указу учиня б ему наказание, свободил, то бы он ста два-три прибыли в царстве зделал бы, а, сидя в тюрме, хлеб ел лежа, и тот хлеб пропал даром.

И ради совершеннаго таковых дел исправления, надобно у бога всещедраго милости попросить, чтобы он, человеколюбивыи бог, на дело сие милостивмо призрил. И возложась на его божию волю, надлежить для установления самые правды первее состроить судебная книга с тонкостным расположением на великия и малыя дела, как кои дела решить. И так надобно етю устроить, чтоб никакова дела наизусть не вершить, но всяким бы делам решение наказания и милости ясно означено было, за что какая жесточь и за что какая милость, чтобы по тому расположению и маломысленной судья мог прямо всякия дела разсуждати.

---

	предыдущая		следующая
		оглавление