кафедра политических наук

Виртуальная библиотека


 ФОНТАНКА, 16

 Глава 14

"ТЕМНЫЕ СИЛЫ" ВОКРУГ ТРОНА

Последние годы царствования династии Романовых прошли под знаком воздействия на внутреннюю политику "темных сил", как тогда называли Григория Распутина и его окружение. Особое отношение двух европейски образованных супругов к советам и пророчествам малограмотного сибирского мужика осталось бы психологическим курьезом, если бы эта супружеская чета не занимала престол Российской империи. Личные увлечения Николая II и Александры Федоровны, которые до провозглашения свободы печати не выходили за рамки узкого круга приближенных, после 1905 г. стали, несмотря на цензурные ограничения, достоянием широкой публики и сыграли трагическую роль в судьбе монархии.

Департамент полиции был постоянным наблюдателем и участником этой трагедии почти с самого ее начала и до конца. Позиция Министерства внутренних дел по отношению к "темным силам" менялась поразительно резко и быстро, поскольку в данном случае она в гораздо большей степени, чем по какому-нибудь иному вопросу, зависела от личности руководителей политического розыска. Здесь проявились самые различные, человеческие качества: благородство и низость, уважение к законам и их циничное попрание. Хронологически события, связанные с именем Распутина, как бы подводили итог 37-летнему существованию Департамента полиции.

Загадка Распутина будет абсолютно неразрешимой, если не попытаться уяснить, какую роль в общественной и религиозной жизни России играли "блаженные", "юродивые", "божьи люди". Обычно это были психически ненормальные люди, живущие милостью сердобольных верующих. Однако на Руси в названные термины вкладывался более глубокий смысл. Юродивый воспринимался как особый человек, чье физическое и умственное убожество компенсировалось божественным даром прорицания. Юродивые всегда пользовались уважением, смешанным
со страхом; многие храмы прославились именно потому, что на их паперти можно было встретить блаженного. Они были вне сословий и социальных групп. Старинный обычай признавал за ними право не подчиняться общепринятым нормам поведения. Цари и вельможи покорно сносили от них то, что ни в коем случае не позволялось никому другому.

В начале XX в. в петербургском высшем свете наблюдалось повальное увлечение мистикой. Спиритические сеансы и рассказы о чудесных явлениях стали непременной принадлежностью светских развлечений. Не были забыты и юродивые. Говорили, что редкий аристократический дом не имел собственного прорицателя и провидца. Тон задавался императрицей Александрой Федоровной, которая, несмотря на воспитание, полученное при английском королевском дворе, и ученую степень по философии, наполнила царскую резиденцию толпами блаженных. Одним из них был Григорий Ефимович Распутин-Новых.

Он родился в селе Покровском Тобольской губернии в 1864 (или 1865) г. в крестьянской семье, носившей распространенную сибирскую фамилию Распутины. Впоследствии, дабы не возникало неприличных ассоциаций, его фамилия особым указом была изменена на Новых. В молодые годы Распутин успел соприкоснуться с тяжелым трудом: пахал землю, работал в рыболовецкой артели, был ямщиком. По крестьянскому обычаю, он рано женился, завел детей и был совершенно не похож на праведника. За ним замечали тягу к чужому добру. Один из односельчан показывал, что однажды он поймал Григория на мелкой краже и "ударил его колом настолько сильно, что у него из носа и рта ручьем потекла кровь и он, потеряв сознание, упал на землю"1. Распутина заподозрили и в более серьезных грехах: его закадычных друзей-конокрадов выслали по приговору сельского схода, однако к нему самому эту меру не применили из-за недостатка улик.

Приблизительно в 30 лет Распутин пережил внезапный душевный перелом, сделавшись чрезвычайно набожным человеком. Родственники Распутина сначала подняли его на смех, и он сам рассказывал, как в один прекрасный день, не выдержав их грубых шуток, он воткнул лопату в ворох зерна и прямо с молотьбы отправился странствовать по монастырям. Он пешком ходил из Сибири в Киев, а впоследствии совершил паломничество на Афон и в Иерусалим. Во время странствий он сам начал поучать верующих (через несколько лет были изданы сборники его поучений). Распутин не имел духовного сана, с трудом читал и писал. Он наизусть знал Евангелие, но относительно чистоты его православия имелись серьезные сомнения. Сибирь издавна была местом ссылки еретиков, которые старались прельстить своими учениями старожилов. Распутина также подозревали в приверженности сектантству хлыстовского толка. Тобольская консистория провела расследование, но не добыла исчерпывающих доказательств.

Распутин впервые появился в Петербурге в 1903 или 1904г. Хотя ему было около 40 лет, он называл себя "старцем"- этого неканонического ранга обычно удостаивались особо уважаемые, преклонного возраста монахи. За Распутиным тянулась слава ясновидящего и целителя. Есть свидетельства, что он обладал необычайной силой внушения. Многие из его собеседников вспоминали его пронзительный, гипнотизирующий взгляд. Распутин брался лечить людей без всяких инструментов и лекарств. По меньшей мере в трех случаях, зарегистрированных высокопрофессиональными врачами, он оказал помощь пациентам, находившимся в почти безнадежном состоянии.

Распутину протежировали высокие церковные иерархи, в том числе ректор столичной духовной академии Феофан и саратовский епископ, член Святейшего Синода Гермоген. Они ввели "старца" в аристократические гостиные, где он, по своим собственным словам, вел себя как простой "мужик в смазных сапогах, разгуливавший по паркетам". Распутин носил одежду крестьянского покроя (но из дорогих тканей), руками брал еду с тарелки и т.д. Нарушение правил этикета не мешало ему заводить все более высокие знакомства и, наконец, вступить в контакт с представителями императорской фамилии. Таинственного сибиряка "открыли" великие княгини Стана и Милица, дочери черногорского владыки, породнившиеся с династией Романовых. Они представили Распутина великому князю Николаю Николаевичу (младшему), а потом своими рассказами о чудесах вызвали интерес у царской четы.

Первая встреча Николая II с Распутиным произошла 1 ноября 1905 г. В тот день царь записал в своем дневнике:

"Познакомился с человеком Божьим Григорием из Тобольской губернии2". Встречи стали регулярными. Когда Распутин бывал в столице, он посещал царскую резиденцию и вел возвышенные беседы. К ужасу придворных, он фамильярно называл Николая II "папашей", а Александру Федоровну "мамашей". Они же уважительно именовали его "Наш друг" и в письмах упоминали о нем только с прописной буквы. Под воздействием то ли реальных фактов, то ли случайных совпадений Николай II и Александра Федоровна уверовали, что молитвы "старца" могут облегчить страдания наследника престола Алексея, больного гемофилией.

Следует отметить, что позиции Распутина упрочились далеко не сразу и не во всем. Прошло несколько лет, прежде чем он начал явно выделяться среди толпы "божьих людей". Только тогда его прежние покровители из духовенства и знати осознали, что они своими руками ввели во дворец опасного человека. Примечательно, что все без исключения покровители "старца" сделались его злейшими врагами. Наибольшего влияния Распутин достиг в период первой мировой войны, хотя и в эту пору степень его воздействия на царя и царицу не была одинаковой. Если можно было говорить о практически полном подчинении Распутиным воли Александры Федоровны, то Николай II никогда не терял способности к критическому суждению. Царь считал Распутина полезным своей семье и больному сыну и был готов ради этого простить "старцу" многие прегрешения. Защищая Распутина, Николай II пребывал в роковом заблуждении, что он всего лишь не допускает постороннего вмешательства в свою личную жизнь.

Между тем распутинский кружок все чаще вторгался в сферу государственного управления. Этот кружок, состоявший из фрейлины императорского двора Анны Вырубовой и ряда знатных дам, стал притчей во языцех. Распутин, поначалу умело скрывавший свои пороки, устраивал дикие оргии. Говорили, что "распутинок" объединял грубый разврат. О сексуальной потенции Распутина ходили легенды, но к ним следует относиться с осторожностью. Например, о Вырубовой с полной уверенностью говорили, что она состояла в интимных отношениях со "старцем", а также с Николаем II. Впоследствии медицинская экспертиза показала, что фрейлина стала жертвой необоснованных сплетен. Скорее всего нервные и истеричные женщины высшего света были увлечены мистическим ореолом Распутина.

Наряду с экзальтированными женщинами в окружение Распутина входили деловые мужчины. Петербургский чиновный и финансовый мир воспринял слухи о влиянии Распутина со смешанным чувством изумления и недоверия. К юродивым во дворце уже привыкли, но в сознании официальных должностных лиц просто не укладывалось, что деревенский мужик может пользоваться весом при дворе. Убедившиеся в этом невероятном факте либо самоустранялись от любых контактов со "старцем", либо мирились с ним как с печальной необходимостью.

В то же время было великое множество тех, кто выбрал третий путь. Одна из поклонниц Распутина вспоминала, что квартиру "старца" с утра до ночи осаждали толпы просителей. Вместе с бедняками стремились увидеть царского фаворита и самые богатые и знатные. "Военный в блестящем мундире одного из гвардейских полков скромно ждет своей очереди. Вот какой-то господин, толстый, с обрюзгшим лицом, входит в переднюю в сопровождении лакея в меховой пелерине. Это какой-то банкир по спешному делу3". Высокопоставленные чиновники также не брезговали содействием Распутина для личных или служебных целей.

II

Любое стечение публики рано или поздно привлекало внимание полиции. Судя по мемуарам А.В. Герасимова, Петербургское охранное отделение заинтересовалось квартирой Распутина в конце 1908 г. Мысль проследить за "старцем" подал дворцовый комендант В.А. Дедюлин. Он выразил опасение, что под личиной "божьего человека" скрывается террорист, подбирающийся к царю. Герасимов установил наружное наблюдение за Распутиным и вскоре доложил о результатах Столыпину.

По некоторым сведениям, министр лояльно относился к проповедям "старца" и даже просил того помолиться за дочь, раненную при взрыве на Аптекарском острове. Распутин сетовал, что министр сначала был его "лучшим другом", а потом превратился во врага. Напротив, Герасимов утверждал, что до его доклада Столыпин не имел ни малейшего представления о существовании Распутина - факт более чем сомнительный. Товарищ министра П.Г. Курлов вспоминал, как однажды Столыпин принял "старца" в своем кабинете. После его ухода министр задумчиво сказал Курлову: "А нам все-таки придется с ним повозиться".

Департамент полиции подобрал материалы о порочном поведении Распутина, и министр доложил об этом на аудиенции в Царском Селе. Доклад Столыпина явился первым из серии докладов, представленных различными должностными лицами и одинаково отвергнутых императором. Когда дочь Столыпина спросила его о "старце", он сказал с глубокой печалью в голосе: "Ничего сделать нельзя. Я каждый раз, как к этому представляется случай, предостерегаю государя. Но вот что он мне недавно ответил: "Я с вами согласен, Петр Аркадьевич, но пусть будет лучше десять Распутиных, чем одна истерика императрицы4".

Столыпин пытался действовать на собственный страх и риск, отдав приказ задержать "старца" и выслать его из столицы. Операцию предполагалось провести в полнейшей тайне, однако служащие охранного отделения оказались не на высоте. Распутин сумел ускользнуть от их преследования и несколько недель скрывался во дворцах своих высокопоставленных поклонников, куда полиция не имела доступа. Затем "старец" выехал на родину. Столыпину удалось временно нейтрализовать распутинское влияние, но о полном успехе не могло быть речи. Ближайший помощник премьер-министра говорил ему: "...вы сильный, талантливый человек, вы многое можете сделать, но предостерегаю вас, не боритесь с Распутиным и его приятелями, на этом вы сломаетесь5".

В конце августа 1911 г. Распутин заехал в Нижний Новгород и предложил тамошнему губернатору А.Н. Хвостову пост министра внутренних дел. Реакция губернатора была незамедлительной: "...я, во-первых, приказал полицмейстеру Ушакову, человеку очень внушительного вида и решительному, посадить Распутина в вагон поезда, отходящего на Петроград, а, во-вторых, на прощание сказал Распутину, что если бы царю я понадобился, так он сам бы сделал мне это предложение, вызвав меня к себе или подняв вопрос об этом при последнем моем личном докладе, а что рассматривать его, Распутина, как генерал-адъютанта, посланного мне царем с таким поручением, я не могу6.

Предложение Распутина было гораздо серьезнее, чем могло показаться на первый взгляд. Политическая смерть Столыпина была уже предрешена, а Распутин, как говорили, предрек ему и физическую гибель. Увидев на киевской улице коляску Столыпина, он заметался: "Смерть за ним едет, за ним, за Петром". Преемникам Столыпина, не пользовавшимся такой властью и авторитетом, было еще труднее бороться со "старцем" и его окружением.

Между тем шум вокруг имени Распутина становился все громче. В декабре 1911 г. разразился грандиозный скандал с участием епископа Гермогена, иеромонаха Или-одора (С.М. Труфанова) и юродивого Мити Козельского (Д. Попова). Каждый из них имел свои счеты со "старцем".
Гермоген жестоко раскаивался в том, что помог недостойному человеку приблизиться к царской семье. Юродивому Мите более сильный конкурент перебил всю практику.

Наиоболее колоритной фигурой в этой троице был иеромонах Илиодор. Он являлся одним из видных деятелей "Союза русского народа" и доставил Столыпину множество хлопот. Иеромонах объявил, что царь окружен жидомасонами, а премьер-министр - это главный изменник. По свидетельству одних современников, иеромонах был просто ненормальным, по отзывам других - он являлся хитрым демагогом-политиканом. Заявления Илиодора были бы смешными, если бы он не оказывал буквально магнетическое воздействие на своих слушателей (в основном на женщин из простонародья) и не доводил их до состояния транса истерической патетикой. Огромные толпы стекались на монастырское подворье в Царицыне, где иеромонах выступал с зажигательными проповедями. Столыпину пришлось отдать много сил для борьбы с "бешеным монахом", как он называл Илиодора.

Иеромонах познакомился с Распутиным еще в 1903 г., т.е. в самом начале карьеры последнего. Долгое время он поддерживал "старца", принимал его у себя в Царицыне, гостил у него дома в селе Покровском. Илиодор пояснял, что только спустя несколько лет у него открылись глаза на подлинную сущность Распутина. Илиодор, Гермоген и Митя заманили Распутина в одну из столичных .церквей и потребовали, чтобы он поклялся никогда не переступать порога царского дворца. Распутин едва вырвался из их рук. Влияние "старца" возросло уже до такой степени, что по его жалобе был наказан епископ. Гермогена отрешили от участия в заседаниях Синода. Дворцовый комендант Дедюлин передал личное повеление императора выслать епископа из столицы, не останавливаясь перед применением силы. Этот приказ создал весьма щекотливую ситуацию. Подробности скандала проникли в широкую публику. В данном случае крайне правому епископу сочувствовали даже его политические противники, не говоря уже о верующих. В Департаменте полиции решили, что два жандармских офицера в штатском платье арестуют епископа. К облегчению генерала для поручений Герасимова, отвечавшего за эту операцию и всей душой сочувствовавшего епископу, Гермоген согласился не оказывать сопротивления.

Значительно труднее было смирить Илиодора. Иеромонах был заточен в монастырскую келью, но оттуда передал на волю письма императрицы, адресованные "старцу". По словам Распутина, эти письма были выкрадены иеромонахом еще во времена их дружбы. Императрица писала "старцу": "Как томительно мне без тебя. Я только тогда душой отдыхаю, когда ты, учитель, сидишь около меня, а я целую твои руки и голову склоняю на твои блаженные плечи7. Подобные фразы, порожденные исключительно религиозной экзальтацией, давали повод думать о близких отношениях Распутина с царской семьей. Тогдашний министр внутренних дел А.А. Макаров был взволнован тем, что фотокопии писем в сотнях экземпляров ходят по Петербургу. Через длинную цепочку посредников ему удалось раздобыть оригиналы и доложить о них Николаю II. Макаров рассказывал премьер-министру В.Н. Коковцову о реакции царя: "Государь побледнел, нервно вынул письма из конверта и, взглянувши на почерк императрицы, сказал: "Да, это не поддельное письмо", а затем открыл ящик своего стола и резким, совершенно непривычным ему жестом швырнул туда конверт8.

Для Распутина эта история кончилась недолгим отлучением от двора, а для министра - скорой отставкой. Что же касается Илиодора, то за неповиновение церковным властям он был лишен духовного сана. Вместе с десятком своих приверженцев Илиодор - Труфанов создал общину "Новая Галилея" и, по официальному сообщению, окончательно впал в ересь, отрицая основные догматы православия. Говорили, что он начал строить языческий храм Солнца.

Осознав бесполезность устных и письменных обличений, Илиодор изменил тактику. 29 июня 1914 г. одна из его "духовных дочерей", некая Хиония Гусева, подкараулила Распутина в селе Покровском и нанесла ему серьезную рану ножом. Покушение было тотчас же связано с Илиодором - Труфановым, и ему пришлось спешно скрыться за границей. В Норвегии он написал книгу "Святой черт", изобличавшую Распутина и его окружение.

После покушения на Распутина царь приказал министру внутренних дел Маклакову предотвратить повторение подобных нападений. 30 июня 1914 г. Маклаков распорядился, чтобы товарищ министра В.Ф. Джунковский установил за "старцем" постоянное наблюдение9. Пожалуй, даже террористам не доводилось попадать в такое плотное кольцо наблюдения, какое было у Распутина. К нему приставили целый отряд "развитых и конспиративных" филеров. Была заагентурена прислуга в его квартире. Секретный агент был командирован на постоянное жительство в село Покровское.

Впоследствии должностные лица, причастные к наблюдению за Распутиным, утверждали, что им приходилось чуть ли не еженедельно менять опытных агентов - настолько сильным было гипнотическое воздействие "старца". Это очередная легенда. Состав филерского отряда был более или менее постоянным, а их поведение самым обыкновенным. Сосед Распутина по лестничной площадке отмечал в своем дневнике: "В подъезде агенты играют все время в карты от безделья". Отношения Распутина с окружавшими его агентами можно было назвать патриархальными. В хорошем расположении духа "старец" зазывал дежуривших на лестнице филеров на кухню, в плохом - бранил и гнал прочь. Иногда Распутин вел с ними беседы на политические темы, например рассказывал, что в 1905 г. России собирались дать конституцию, "но было еще рано".

Филеры первыми встречали многочисленных посетителей Распутина и расспрашивали их о целях визита. Лица, общавшиеся со "старцем" в городе, получали филерские клички и подлежали выяснению. Каждый шаг Распутина, которого филеры называли Темный, был отражен в дневниках наружного наблюдения. На основе дневников составлялись списки знакомых Распутина, сводки наблюдений и справки10.

Министр Маклаков предполагал, что филеры ограничатся охраной "старца", но товарищ министра преследовал другие цели. "Устанавливая за ним наблюдение,- показывал Джунковский,- я имел в виду добыть известные данные, которые позволили бы обвинить его в каких-нибудь незаконных проделках11..."  После десяти месяцев изучения филерских сообщений Джунковский наткнулся на сообщение о дебоше, который учинил Распутин в московском ресторане "Яр" 26 марта 1915г. Начальник охранного отделения полковник А.П. Мартынов сообщил, что опьяневший Распутин бахвалился своим знакомством с царской четой, а потом его поведение приняло характер "какой-то половой психопатии". Мартынов также установил, что пьяная оргия была устроена неким Н.Н. Соедовым, который обещал Распутину долю в барышах за содействие в получении подряда на поставку нижнего белья в армию.

1 июня 1915г., собрав все данные по этому делу, Джунковский доложил обо всем императору. Он подчеркнул, что Распутин угрожает как династии, так и интересам России. В заключение Джунковский попросил разрешить ему продолжить расследование. Николай II отвечал: "Я вам не только разрешаю, но я вас даже прошу сделать это". По мнению придворных, доклад Джунковского, талантливого администратора и представителя уважаемого русского дворянского рода, произвел на царя глубокое впечатление. Николай II впервые серьезно разгневался на "старца". Распутину было приказано немедленно удалиться на родину. С тех пор, как говорили, Распутин не мог спокойно слышать имени Джунковского.

Однако победа над распутинским кружком, как всегда, оказалась эфемерной. Поклонники "старца" дружно поднялись на его защиту. В Москву был отправлен приближенный императрицы флигель-адъютант В.Н. Саблин. На очевидцев скандала у "Яра" оказали давление, попеременно запугивая и взывая к чувству милосердия. Один из свидетелей объяснял полковнику П. П. Заварзину, почему были изменены первоначальные показания: "Да, знаете, с одной стороны, мы поняли, что Распутин действительно в силе, почему ссориться с ним не имеет никакого смысла, а с другой - выходило как-то некрасиво - пользоваться его гостеприимством и на него же доносить12. В результате предвзятого расследования вырисовывалась совершенно иная картина. Получалось, что Распутин скромно поужинал со своими друзьями и чинно уехал из "Яра", а все разговоры о финансовых махинациях - измышления, интрига Джунковского.

Пока в столице старались обелить Распутина, он продолжал устраивать скандалы в родных местах. 9 августа в нетрезвом виде он ввязался в ссору с командой и пассажирами парохода на пути из Тюмени в Покровское. Его с трудом уговорили уйти в каюту. Поскольку пассажиры заглядывали в каюту, то, как свидетельствует справка о наружном наблюдении, "по просьбе агентов окно в каюте было закрыто. Часа через два до прибытия парохода в с. Покровское Распутин со столика свалился на пол и лежал на полу пьяный до самого прихода парохода в с. Покровское. В 8 час. вечера прибыли в Покровское. Агенты попросили капитана парохода дать им двух человек помочь вывести Распутина с парохода на берег, и они вчетвером вытащили его, мертвецки пьяного".

На следующий день Распутин расспрашивал филеров о вчерашнем происшествии и удивлялся, что до такой степени опьянел всего лишь с трех бутылок вина. "В этом разговоре, - добавили агенты, - он, между прочим, сказал, что "Джунковского со службы уволили, а теперь он, быть может, будет думать, что уволили его через меня, а я его не знаю, кто он такой13". Самого Джунковского больше всего поразило, что он; товарищ министра и генерал-майор царской свиты, узнал о своей отставке из филерских сообщений о похмельных речах Распутина. Через шесть дней Джунковский был вызван к министру внутренних дел князю Н.Б. Щербатову, который показал ему записку царя: "Настаиваю на немедленном отчислении генерала Джунковского". Бывший товарищ министра отправился в действующую армию. Свою отставку он целиком приписывал влиянию императрицы14.

III

С конца 1908 по середину 1915 г. руководители Министерства внутренних дел видели в распутинском кружке злокачественную опухоль, подлежавшую безусловному искоренению. Хотя их попытки предостеречь императора были безуспешными, ни одному из них не приходило в голову сделать "старца" своим союзником. Новый этап во взаимоотношениях тайной полиции с Распутиным был связан с А.Н. Хвостовым и С.П. Белецким.

Алексей Николаевич Хвостов принадлежал к богатому и влиятельному дворянскому семейству. Достаточно сказать, что два представителя этой семьи (он сам и его дядя Александр Алексеевич) занимали пост министра внутренних дел с разрывом менее чем в полгода. По своим политическим взглядам Хвостов был самым крайним из крайне правых. На всех административных постах, которые ему доводилось занимать, он намеренно афишировал тесные связи с черносотенными организациями и был единственным губернатором, надевавшим партийный значок "Союза русского народа" на официальные приемы в царской резиденции. В 1912 г. он был избран депутатом IV Государственной думы и стал председателем фракции крайне правых. В период войны Хвостов привлек особое внимание громогласными выступлениями против шпионажа и немецкого засилья.

Никто не отрицал в нем талантливости и образованности, но практически все указывали на совершенную безнравственность. Государственный секретарь С.Е. Крыжановский писал, что Хвостов был человек "какой-то неистовый, почти первобытный по инстинктам". Сам министр любил говорить, что он - человек "без задерживающих центров". "И наружность Хвостова была водевильная, - вспоминал один из чиновников. - С годами тучность его приобретала гипертрофическое развитие. Выпиравший отовсюду жир его дрожал при ходьбе, как выведенный из состояния покоя студень15.

Белецкого, который после вынужденного ухода из Департамента полиции был чуть старше 40 лет, не могла удовлетворить почетная ссылка в Правительствующий Сенат. Честолюбие и жажда реванша толкали его на интриги. Он даже подобрал материалы и впоследствии издал под чужим именем памфлет, обвинявший Джунковского в пособничестве революционерам. Белецкий сошелся с кружком крайне правых членов Государственного совета, сенаторов и губернаторов. Он пытался найти дорогу к императорскому двору и оказывал услуги великим княгиням.

Хвостов и Белецкий понимали,- что им необходимо добиться расположения Распутина. Оба карьериста успели испортить отношения со "старцем". Хвостов, как уже сообщалось, выдворил Распутина из Нижнего Новгорода. Белецкий, будучи директором Департамента полиции, руководил слежкой за "старцем" и снабжал компрометирующими его материалами всех желающих. Чтобы загладить свои проступки. Хвостов и Белецкий обратились к содействию князя Михаила Михайловича Андроникова.

Князь был весьма курьезной фигурой столичного великосветского общества. Он не добрался до последнего курса Пажеского корпуса, был причислен к Министерству внутренних дел и, по собственному признанию, 18 лет не делал ровным счетом ничего. Тем не менее Андроников был принят во всех домах и во всех кабинетах. Он одним из первых понял, какие возможности открывает дружба со "старцем", который стал частым гостем в его квартире. По словам А.И. Спиридовича, в кабинете Андроникова висел огромный портрет Распутина, о котором князь говорил: "Умный мужик, о-о-очень умный. И хитрый. Ах, какой хитрый. Но дела с ним можно делать. И его можно забрать в руки, и мы, мы это попробуем16.

В конце лета 1915 г. князь Андроников сообщил Хвостову и Белецкому о предстоящих переменах в Министерстве внутренних дел. Начался период так называемой министерской чехарды - быстрой смены высших правительственных чиновников. Военные неудачи весны - лета 1915 г. способствовали сплочению оппозиции. Все громче раздавались требования сформировать "министерство общественного доверия". Николай II был вынужден сместить наиболее одиозных сановников, в том числе ненавистного либералам министра внутренних дел Маклакова. Его преемник князь Щербатов продержался всего три с половиной месяца, вызвав царский гнев тем, что он вместе с другими министрами подписал письмо с протестом против взятия на себя Николаем II функций Верховного Главнокомандующего.

Андроников предупредил своих друзей, что выбор царя остановился на их кандидатурах. В сентябре 1915 г. А.Н. Хвостов был назначен управляющим Министерством внутренних дел (в ноябре он был утвержден министром). Он предложил Белецкому должность товарища министра. Впоследствии Хвостов утверждал, что Белецкий был навязан ему императрицей Александрой Федоровной. Белецкий не имел доступа к императрице, однако к этому времени он сумел войти в доверие к фрейлине Анне Вырубовой. Спиридович с уверенностью высказывал предположение, что бывший директор Департамента полиции покорил Вырубову доскональным знанием всех интриг в высших сферах. Фрейлина рекомендовала его императрице как единственного специалиста, способного обеспечить безопасность Распутина.

По словам очевидцев, Белецкий буквально сиял в первые дни назначения. Он не только возвратился после унизительной отставки, но и сумел занять место своего гонителя Джунковского. Товарищ министра фактически взял на себя руководство Департаментом полиции, так как директор Р.Г. Моллов, болгарин по национальности, был смещен в ноябре 1915г. после вступления Болгарии в войну против России. Исправляющий должность директора К.Д. Кафафов не принимал самостоятельных решений.

Во время официального назначения министра и его товарища Распутин был на родине. Сразу после его возвращения в столицу Хвостов и Белецкий устроили для него торжественный обед ("уху") на квартире князя Андроникова. Злопамятный "старец" не преминул напомнить о прежних обидах, но, по словам Белецкого, "из разговоров за столом мне стало ясно, что наши назначения Распутину были известны и что он против нас ничего теперь не имеет, но что он, видимо, хотел, чтобы мы получили назначения из его рук17.

Сохранились прямо противоположные свидетельства о дальнейших отношениях руководителей министерства с Распутиным. Хвостов уверял, что виделся с Распутиным один или два раза и вообще "старец" служил Белецкому, а по отношению к нему, Хвостову, сразу же взял враждебную
ноту. Совершенно иная картина предстает в показаниях Белецкого Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, он с поразительной откровенностью, не щадя ни себя, ни своего шефа, описал регулярные свидания с Распутиным18.

Министр и его помощник провели через "старца" немало решений, для которых требовалось одобрение императора или императрицы. Ради этого им пришлось дэ дна испить горькую чашу унижения. Они пытались овладеть "старцем" при помощи ежемесячных выплат и дорогих подарков из секретного фонда. Распутин деньги брал, но при этом демонстрировал, что купить его не удастся. Хвостову и Белецкому приходилось терпеть причуды и подлаживаться под настроение психически неуравновешенного человека, который в гневе честил министра "толстопузым".

Считая Хвостова и Белецкого своими ставленниками, Распутин завалил их записками, которые обычно начинались словами: "милай дарагой памаги", "милай памилуй его раба Божия" и т.п. Далее следовали просьбы, на выполнение которых постоянно отвлекался Белецкий. Товарищу министра довелось погрузиться в настоящую уголовщину. По его признанию, доходило до того, что к нему обращались за помощью женщины, изнасилованные а квартире Распутина, и Белецкий мог только посоветовать им поскорее уезжать из столицы.

Белецкий намеревался исправить положение, приставив к Распутину своего доверенного человека. Князь Андроников вызвал недовольство непомерными претензиями на руководящую роль в Министерстве внутренних дел. К тому же у него возникли споры с Распутиным на денежной почве, и Анна Вырубова откровенно заявила, что не доверяет князю. Белецкий вызвал в столицу полковника М.С. Комиссарова, чье имя дважды возникало на страницах этой книги в связи с конторазведыватель-ными операциями и тайной типографией Департамента полиции. Поскольку за Комиссаровым тянулась дурная слава мастера провокации, Джунковский отправил его начальником пятиразрядного жандармского управления в Вятку. Белецкий, наоборот, протежировал полковнику и выхлопотал ему перевод в столицу, предложив деликатную миссию при Распутине.

Комиссаров сразу нашел верный тон со всем распу-тинским окружением. В полной парадной форме он предстал перед фрейлиной Вырубовой и зычно отрапортовал, что поступил в распоряжение "старца". В семье Распутина он стал своим человеком, и домочадцы любовно называли его "наш полковник". Распутину, который по своему обыкновению заговорил с новым человеком о божественном, Комиссаров предложил бросить эту скучную канитель, а лучше выпить. Такой подход неожиданно понравился Распутину. В этом отношении Комиссаров, которого по прежней службе в столице знали все владельцы злачных мест, был настоящей находкой. Белецкий договорился с градоначальником, что в наиболее известных ресторанах для Распутина и его компании будут отведены отдельные кабинеты. Для конспиративных встреч с руководителями министерства наняли подходящее помещение в переулке, выходившем на Фонтанку.

К этому времени Распутин оказался в двойном кольце, так как кроме филеров Петербургского охранного отделения Комиссаров подобрал сооственный отряд из доверенных полицейских чинов19. В Царском Селе считали, что жандармы будут охранять Распутина. Однако Хвостов имел свои виды на Комиссарова. Он начал намекать, а потом открыто говорить о необходимости физического устранения Распутина. По мнению Белецкого, министром двигало желание избавиться от компрометирующей связи со "старцем", которая, несмотря на меры предосторожности, стала общеизвестной.

Вместе с тем замысел ликвидировать Распутина нельзя сводить к личным интересам Хвостова. Придворные втихомолку поговаривали, что необходимо любой ценой обуздать распутинское влияние. Генерал И.А. Думбадзе, отвечавший за порядок в крымской резиденции царя, в шифрованной телеграмме запрашивал у Белецкого разрешения утопить Распутина во время прогулки по морю. Лидеры монархических союзов заявляли Белецкому, что, покуда жив Распутин, вся их пропагандистская работа идет насмарку.

Впоследствии Хвостова спрашивали, неужели министр внутренних дел не мог избавиться от Распутина иначе чем путем убийства. Хвостов отвечал, что другого способа не было. Он пытался удалить "старца" из столицы под благовидным предлогом, например отправить его в паломничество по святым местам. Когда этот план сорвался, Белецкий дал своему шефу совет пустить в ход сведения о порочном поведении Распутина, в том числе об оскорбительных выражениях в адрес царской семьи. Товарищ министра вместе с полковником Комиссаровым и начальником Петербургского охранного отделения К.И. Глобачевым срочно подготовил для министра выписки из дневников наружного наблюдения. По словам Хвостова, эти материалы были переданы им Николаю II, но не возымели никакого эффекта. По утверждению Белецкого, министр побоялся сделать доклад о поведении Распутина.
Неизвестно, пытался ли министр воздействовать на царя, или же он отказался от этой мысли, памятуя печальный опыт своих предшественников. Ясно, однако, что он сделал окончательный выбор. Хвостов распределил роли для своих подчиненных. Белецкий должен был взять на себя общее руководство, а Комиссарову и его команде предстояло убить "старца". Непосредственные исполнители нашли данную комбинацию опасной и невыгодной. Поскольку они несли ответственность за жизнь Распутина, на них неминуемо обрушился бы гнев царской четы, тогда как Хвостов оставался в стороне.

С другой стороны, они не решались вызвать недовольство министра и притворно согласились участвовать в заговоре. Белецкий внимательно выслушивал очередное предложение своего шефа и каждый раз находил в нем слабое место. Ветераны политического розыска были щедры на различные мистификации. Товарищ министра предложил отравить мадеру - любимый напиток Распутина. Полковник Комиссаров отправился в командировку в провинцию, привез оттуда несколько пузырьков "яда" (безвредного порошка из аптечки своей супруги) и прочитал Хвостову обстоятельную лекцию об отравляющих веществах, сведения о которых почерпнул за полчаса до этого из учебника фармакологии. Для вящей убедительности полковник рассказал, что опробовал яд на кошке. Хвостов вызвал филера (заранее предупрежденного Комиссаровым) и тщательно расспросил его: долго ли мучилось домашнее животное?

В конце концов министр понял, что стал жертвой мистификации. Между тем события торопили его. В январе 1916 г. Николай II отправил в отставку председателя Совета министров И.Л. Горемыкина. Хвостов рассчитывал занять его место, но во главе правительства был поставлен Б.В. Штюрмер. Не полагаясь более на Белецкого и Комиссарова, Хвостов доверился бывшему иеромонаху Или-одору, жившему в Норвегии под своим мирским именем Труфанов. Бедой Хвостова было неумение разбираться в людях. Он поручил связаться с Илиодором - Труфановым некоему Б.М. Ржевскому, газетному репортеру, зачисленному по его же настоянию платным агентом Департамента полиции. Игрок и мот по натуре, Ржевский не умел хранить тайну. Он рассказал и своей любовнице, и знакомым игрокам, что едет с важной миссией в Норвегию. Не успев отъехать несколько верст от Петербурга, Ржевский затеял скандал с пассажирами и попал в полицейский протокол. При этом он не нашел ничего лучшего, как представиться жандармам, разбиравшим инцидент, чиновником особых поручений при министре внутренних дел20.

Между тем Белецкий пристально следил за маневрами своего шефа. Он откровенно признавался, что перебежал на сторону более сильного: "...я хорошо понимал, что Б.В. Штюрмер не примирится с ролью премьера без реальной власти и, как ближайший и любимый сотрудник Плеве, знавший, какими тайниками осведомленности и полнотой власти владеет министр внутренних дел, бесспорно, приложит все усилия к получению еще и портфеля министра внутренних дел. Поэтому я, предвидя борьбу Штюрмера с А.Н. Хвостовым и оценивши соотношение сил, видел перевес на стороне Штюрмера21.

Белецкий распорядился арестовать Ржевского сразу после его возвращения в Россию. Было установлено, что по распоряжению министра в обход действовавших на военный период правил Ржевскому выдали крупную сумму в валюте. В квартире журналиста было обнаружено его письмо Хвостову. Производившие обыск офицеры, как и полагалось по закону, внесли документ в протокол. Это особенно возмутило Хвостова: "...что должны жандармы сделать, найдя письмо, запечатанное на имя шефа жандармов? В зубах они должны доставить его немедленно шефу жандармов, как реликвию оберечь его, а они письмо это вскрыли и приобщили его к делу22.

Следствие собрало достаточно фактов о тесных контактах между репортером Ржевским и министром Хвостовым. Однако интерпретация данных фактов значительно расходилась.

Ржевский признался, что договорился с Илиодором - Труфановым об организации покушения на Распутина. Предполагалось заманить "старца" на свидание с красивой дамой (на эту роль намечалась любовница Ржевского), а потом увезти его тело на автомобиле и сбросить его в прорубь на Неве. Убийство должны были совершить пять фанатичных последователей Илиодора из Царицына. Телеграмма Илиодора - Труфанова - "братья согласны"- была перехвачена.

Хвостов утверждал, что миссия Ржевского заключалась в том, чтобы выкупить у Илиодора - Труфанова рукопись книги "Святой черт" или по меньшей мере задержать ее публикацию до конца войны; все остальное являлось возмутительной интригой Белецкого, который, запутав и запугав Ржевского, выбил из него нужные показания. По мнению Хвостова, распутинское окружение стремилось сместить его, чтобы посадить б министерское кресло послушную марионетку. Хотя некоторые данные можно истолковать в пользу этой версии23, нельзя считать, что неудавшееся покушение было инсценировано , Белецким.

Распутин был поражен открывшимся заговором. "Вот видишь - моя рука,- говорил он своему другу,- вот эту руку целовал министр, и он хочет меня убить". Между тем Хвостов спешил выправить положение. В первую очередь он избавился от Белецкого, предложив ему пост иркутского генерал-губернатора. Министр уверял Распутина в своей преданности, однако на сей раз "старец" не уступил ему в вероломстве. Близкий к Распутину Арон Симанович писал о маневрах Хвостова: "Он старался всю ответственность свалить на Белецкого и Ржевского; между тем Распутин уже успел ознакомить царя с действительным положением этих дел. Он делал вид, что верит Хвостову, и последний был уже убежден в своей победе24. 3 марта 1916 г. Хвостов совершенно неожиданно для себя получил указ об отставке. Во избежание скандала было решено не привлекать к уголовной ответственности Ржевского - его в административном порядке выслали в Сибирь.

Несмотря на служебную опытность, Белецкий не понял, что при дворе хотели поскорее предать забвению эту историю. Бывший руководитель тайной полиции настолько привык знать больше всех остальных, что недоучел степень осведомленности своих соперников. Он не проронил ни слова о других планах покушения на "старца", не подозревая, что Комиссаров уже рассказал все Манасевичу-Мануйлову, а тот передал подробности по назначению. Поэтому Белецкий напрасно просил о заступничестве при встрече с Распутиным.

Белецкому не оставалось ничего другого, кроме как примириться с почетной ссылкой. Но, номинально пробыв около месяца иркутским генерал-губернатором, он так и не доехал до нового места службы. 7 марта 1916г. Белецкий дал интервью корреспонденту "Биржевых ведомостей". При помощи достаточно прозрачных намеков была изложена история с покушением на Распутина. В заключение Белецкий подчеркнул принципиальные расхождения с Хвостовым: "Я понимаю борьбу с революцией, с врагами строя, но борьбу честную, грудь с грудью. Они нас взрывают, мы их судим и караем. Но нападение из-за угла, но возвращение к временам Венеции с ее наемными убийцами должны не укрепить, а расшатать и погубить государственность"25

Впоследствии Белецкий признавался, что его выступление было продиктовано не высокими идейными соображениями, а желанием защитить свою пошатнувшуюся репутацию. Результат был прямо противоположным. Интервью вызвало крайнее недовольство в правительственных кругах. Белецкого обвиняли в том, что он вынес внутренние разногласия на широкую публику. Наказание последовало незамедлительно - Белецкий был отрешен от генерал-губернаторского поста.

IV

Председатель Совета министров Борис Владимирович Штюрмер, занявший также пост министра внутренних дел, имел репутацию ставленника Распутина. Дневники наружного наблюдения зафиксировали тайные встречи между ними. Подобно своим предшественникам, Штюрмер пытался скрыть связь со "старцем" и выбрал в качестве посредника Ивана Федоровича Манасевича-Ма-нуйлова.

Он родился в нищей еврейской семье Манасевичей, рано осиротел и был усыновлен сибирским купцом Мануйловым. Благодаря его поддержке Манасевич-Мануй-лов приобрел светский лоск, заговорил на отличном французском и стал богатым наследником. Прокутив состояние своего благодетеля еще в ранней молодости, он вступил на государственную службу и выполнял полудипломатические-полушпионские задания за границей26.

Честность Манасевича-Мануйлова была весьма сомнительной, и, когда Столыпину доложили о его финансовых злоупотреблениях, министр наложил резолюцию: "Пора сократить этого мерзавца". Уволенный чиновник превратился в репортера петербургской газеты "Новое время". В этом качестве он познакомился с Распутиным, причем его репортерской хватке "старец" был обязан скандальной статьей о том, как великосветские дамы мыли своего кумира в бане. Долгое время Распутин терпеть не мог Манасевича-Мануйлова и примирился с ним только после того, как тот по поручению Штюрмера расследовал заговор Хвостова - Ржевского. Штюрмер вернул Манасевича-Мануйлова в Министерство внутренних дел и назначил ему жалованье выше, чем у директора Департамента полиции. Это была плата за участие в делах, связанных с Распутиным.

В феврале 1916 г. директором Департамента полиции стал молодой, но опытный жандармский генерал Е.К. Климович, который ранее возглавлял Московское охранное отделение, заведовал Особым отделом, а потом занимал должность градоначальника. Политический розыск был в самом плачевном положении. Штюрмеру не хватало терпения выслушивать даже самые сжатые доклады директора. Климович был обескуражен таким способом управления: "...я в конце концов был совершенно без руля и без ветрил и не знал, что делать27.

Штюрмер скоро понял, что Министерство внутренних дел, которое он так стремился взять в свои руки, в тяжелые военные годы является очень невыгодным с точки зрения карьеры. Когда он добился назначения на пост министра иностранных дел, Распутин был вне себя от гнева. "Старец" имел для этого все основания, так как кабинет на Фонтанке занял Александр Алексеевич Хвостов, бывший министр юстиции. В отличие от своего племянника А.А. Хвостов не имел намерения считаться с Распутиным и его окружением.

При его содействии директор Департамента полиции Климович выполнил свою давнюю мечту избавиться от Манасевича-Мануйлова. Когда к нему поступили жалобы на вымогательство со стороны Манасевича-Мануйлова, он распорядился записать номера купюр и арестовать взяточника после получения денег. Хотя Манасевич-Ма-нуйлов был арестован с поличным, на его защиту поднялся весь распутинский кружок, почувствовавший, что удар косвенным образом направлен против "старца". Председатель Совета министров потребовал, чтобы А.А. Хвостов немедленно уволил Климовича. После категорического отказа гнев обрушился на самого министра. По словам председателя IV Государственной думы М.В. Родзянко, Штюрмер сказал по телефону А.А. Хвостову:

"Вы мне сообщили неприятное для меня известие об аресте Манасевича-Мануйлова, теперь я вам сообщаю новость: вы больше не министр внутренних дел28.

Эта угроза была выполнена с буквальной точностью. В августе 1916 г. А.А. Хвостов покинул свой пост; из Департамента полиции также убрали Климовича. Благодаря хлопотам высоких покровителей Манасевич-Ма-нуйлов был освобожден из-под стражи. При первой встрече Распутин, по словам Мануйлова, сказал ему: "Вот пока ты там сидел на замке, Протопопов назначен, теперь Россия здесь держится (показывает на руку)". "Старец" также добавил: "Мы ошиблись на толстопузом (он так называл Хвостова А.Н.), на толстопузом, потому что он только из этих дураков правых. Я тебе говорю, все правые дураки. Вот теперь мы взяли между правыми и левыми - Протопопова29.

В такой почти анекдотической форме Распутин зложил обстоятельства назначения последнего министра внутренних дел Российской империи. Александр Дмитриевич Протопопов (управляющий министерством с сентября 1916г., министр с декабря 1916г.) был богатым, прекрасно образованным барином, членом партии октябристов. Он считался одним из самых многообещающих политических деятелей умеренно-либерального направления. Его способности и корректность получили должную оценку: он был избран на влиятельный пост товарища председателя IV Государственной думы. Он удостоился самых лестных оценок европейских парламентариев, когда выезжал в составе думской делегации за границу.

Для Протопопова, как для представителя либеральной оппозиции, Распутин являлся воплощением всех пороков царского режима. Тем не менее он согласился встретиться со "старцем", когда ему сделал предложение тибетский врачеватель П.А. Бадмаев. Тибетская медицина пользовалась большим успехом в аристократическом Петербурге, а сам врачеватель был доверенным лицом многих сановников. Имя Бадмаева упоминалось почти во всех эпизодах, связанных с Распутиным: он мирил "старца" с иеромонахом Илиодором, уговаривал епископа Гермо-гена покориться высочайшей воле. В его лечебнице произошло знакомство Протопопова и Распутина.

Протопопов категорически отрицал, что являлся креатурой "старца". Можно согласиться, что его появление в высших эшелонах власти было обусловлено целым рядом факторов. Однако лояльность к "старцу" имела важное значение для царской четы, и Николай II был рад услышать, что Протопопов изменил прежнее мнение. "Царь сказал,- вспоминал Протопопов,- что знакомство, начавшееся с недружелюбия, часто бывает прочнее другого"30

В оппозиционных кругах согласие Протопопова войти в консервативный кабинет Штюрмера было воспринято как предательство, особенно после того, как министр появился на заседании думской комиссии в мундире шефа жандармов. Коллеги Протопопова по партии октябристов приписывали неожиданное изменение его позиции скрытой болезни, которой воспользовался шарлатан Бадмаев. Французский посол Морис Палеолог передавал слухи о тибетском целителе: "Во время своих кабалистических операций ему нетрудно было приобрести влияние на этот неуравновешенный ум, на этот больной мозг, в котором проявляются уже симптомы, предвещающие манию величия31.

Критики Протопопова оказались в очень невыгодном положении, поскольку перебежчик был одним из кандидатов "Прогрессивного блока" в состав "правительства общественного доверия". С формальной точки зрения Николай II выполнил рекомендации либеральной оппозиции, и поэтому, когда Родзянко доложил, что Протопопов, очевидно, сошел с ума, царь иронически заметил, что душевное расстройство товарища председателя Думы выяснилось почему-то только после его превращения в министра внутренних дел.

Недовольство Протопоповым усугублялось появлением в Министерстве внутренних дел его бывшего однополчанина-конногвардейца Курлова, которого общественное мнение подозревало в причастности к убийству Столыпина. В начале первой мировой войны генерал был сделан особоуполномоченным по гражданскому управлению Прибалтийского края и вскоре опять привлек к себе негодующие взоры, не приняв должных мер для эвакуации Риги. Несмотря на то что в Думе раздавались призывы повесить изменника Курлова, министр пригласил его в свои заместители. Впрочем, генерал был настолько одиозной фигурой, что Протопопов предпочел не проводить его назначения в официальном порядке32.

Возвращению Курлова из политического небытия способствовал Распутин. Во время отставки генерал успел близко сойтись со "старцем", которого когда-то мельком увидел в кабинете Столыпина. Следует отметить, что Курлов был одним из немногих мемуаристов, не отрекшихся от дружбы с Распутиным. Он высказал несколько панегирических оценок, писал о его христианской доброте, а также о "практическом понимании текущих вопросов даже государственного характера".

Курлов не изменил привычке подбирать сотрудников по принципу личной преданности вне зависимости от их деловых качеств. Когда в разговоре со Спиридовичем он упомянул о кандидатуре своего друга и партнера по финансовым операциям А.Т. Васильева, его собеседник отреагировал следующим образом: "Я ахнул: "Да что вы, Павел Григорьевич, да ведь он только пьет! Пьет и в карты играет. Какой же он директор Департамента полиции, да еще в теперешнее время33?. Курлов только усмехнулся, но своего решения не изменил. Таким образом, в критический для самодержавной власти период политический розыск находился в руках генерала, на чьей совести был грандиозный киевский провал, и бывшего прокурора, не имевшего никакого опыта в полицейских делах.

Некомпетентность Курлова и Васильева была настолько вопиющей, что они не смогли обеспечить безопасности Распутина, от которого зависела их карьера. Плотная филерская опека, раздражавшая распутинцев, была снята, и поэтому никто не заметил исчезновения "старца" в ночь с 16 на 17 декабря 1916 г. Между тем в Царском Селе начался переполох. Протопопов вызвал Курлова и Васильева и передал им требование императрицы разыскать "старца" во что бы то ни стало. Курлов так ревностно взялся за поручение, что велел доставить ему сенатора Белецкого, заподозрив его в причастности к исчезновению Распутина.

Действительно, преступление было совершено в точном соответствии с планом, некогда разработанным министром А.Н. Хвостовым и его помощниками. Они предполагали утопить труп Распутина в полынье на Неве, и полиция, использовав водолазов, обнаружила тело "старца" под речным льдом. Остальные обстоятельства также совпадали с деталями, всплывшими еще во время дела Ржевского. Распутина пытались отравить ядом, подсыпанным в мадеру, а потом застрелили из револьвера. "Старца" заманили в западню, пообещав свидание с интересной женщиной.

Однако ни А.Н. Хвостов, ни Белецкий не имели отношения к убийству. После короткого замешательства полиция вышла на верный след. В ночь убийства один из городовых слышал выстрелы у дворца князя Феликса Юсупова графа Сумарокова-Эльстона. Хозяин дворца был молодым человеком, еще продолжавшим образование в Пажеском корпусе. Он был сыном московского генерал-губернатора, близким родственником Родзянко, но особое значение придавала ему близость к царствующему дому:он вступил в брак с великой княгиней Ириной Александровной, племянницей императора. Князь Юсупов объяснил городовому, что разъезжавшиеся с пирушки гости застрелили дворовую собаку. Это же объяснение Юсупов повторял в течение следующих дней. В письме к императрице Александре Федоровне он клялся в своей невиновности.

Заверения Юсупова не отвели от него подозрений. Императрица писала Николаю II, что в канун исчезновения Распутин виделся с фрейлиной Вырубовой и рассказал ей, "что Феликс просил Его приехать к нему ночью, что за Ним заедет автомобиль, чтобы Он мог повидать Ирину34. Полиция установила, что вместе с Юсуповым во дворце находились великий князь Дмитрий Павлович и лидер "Союза Михаила Архангела" В.М. Пуришкевич. За месяц до убийства Пуришкевич с думской трибуны выступил с громовой речью против Распутина и его клевретов. Князь Юсупов, стремившийся спасти престиж родственной ему династии, предложил Пуришкевичу участвовать в покушении. Было решено, что князь пригласит Распутина познакомиться со своей женой и отравит гостя за столом. План покушения едва не сорвался, так как на Распутина не подействовала сильная доза цианистого калия. "Старец", раненный Юсуповым, вырвался из дворца и был убит Пуришкевичем во дворе.

Из-за этого непредвиденного осложнения заговорщики оставили множество улик. Недаром следователь по особо важным делам В.Н. Середа говорил, что "он много видел преступлений умных и глупых, но такого бестолкового поведения соучастников, как в данном деле, он не видел за всю практику". Между прочим, чины судебного ведомства намеренно оттягивали начало официального расследования. Прокурор Петербургской судебной палаты С.В. Завадский вспоминал свой разговор с министром юстиции А.А. Макаровым, когда они выехали на вскрытие тела Распутина: "Дорогой я признался министру, что я сам не подозревал, насколько велика была моя неприязнь к старцу. И А.А. Макаров на это мне ответил: "Вы не были министром и поэтому не могли испытывать к нему такую ненависть, как я и все те министры, которые не хотели ему кланяться35.

Ввиду подобной позиции судебных властей дознание сосредоточилось в руках жандармских офицеров. К 20 декабря, когда Николай II, прервав важное совещание с командующими фронтами, приехал в столицу из Ставки, министр внутренних дел располагал исчерпывающими данными.

В Департаменте полиции сложилось мнение, что убийство Распутина - первый акт дворцового заговора с целью низложения Николая II и возведения на престол (или назначения регентом при малолетнем наследнике) другого представителя царствующего дома. Протопопов доложил о сочувственном отношении членов императорской фамилии к физическому устранению "старца" и привел в качестве доказательства телеграмму великой княгини Елизаветы Федоровны, сестры императрицы и вдовы убитого террористами великого князя Сергея Александровича. "Эта телеграмма,- вспоминал Феликс Юсупов,- сильно нас скомпрометировала. Протопопов перехватил ее и снял с нее копию, которую послал в Царское Село императрице Александре Федоровне, после чего императрица решила, что и великая княгиня Елизавета
Федоровна является также участницей заговора36. В заключение доклада Протопопов констатировал, что большинство великих князей перешло в оппозицию и это создает большую опасность монархическому принципу.

Учитывая всеобщую ненависть к Распутину, Николай II не дал законного хода следствию. Князь Юсупов в сопровождении чинов охранного отделения был выслан в имение родителей. Великого князя Дмитрия Павловича отправили в боевой отряд в Персию. Пуришкевич не понес никакого наказания. Царь также выразил свое недовольство членам правительства, проявившим пассивность в столь важном для царской четы деле. Николай II отправил в отставку премьер-министра А.Ф. Трепова и министра юстиции Макарова. Это был, пожалуй, последний результат распутинского влияния.

Вопреки предположению полиции события в юсуповском дворце не были частью широкомасштабного заговора. Убийство Распутина явилось отчаянным и запоздалым актом, который не вернул былого престижа монархии. Вместо того чтобы способствовать консолидации правящих кругов, устранение "старца" углубило раскол династии. На пороге социального и политического взрыва царская чета противопоставила себя почти всем великим князьям, а члены правительства оказались в изоляции от общества.

Восемь лет Департамент полиции имел дело с Распутиным. На глазах филеров протекала его повседневная жизнь, департаментские чиновники заполняли одно досье за другим, а их начальники с каждым годом убеждались во все возраставшем влиянии "старца". Руководители тайной полиции пытались вмешаться в этот процесс. Одни из них стремились пресечь вредную деятельность Распутина, другие, наоборот, сделали на него ставку. Действия первых прошли незамеченными, тогда как вторые стали объектом всеобщего осуждения. Хотя речь могла идти о нескольких полицейских чинах, их скандальные интриги вокруг "старца" привели к тому, что общественное мнение (в значительной мере предубежденное против политического розыска) прочно связало Департамент полиции с распутинской эпопеей. Если до сих пор полиция вызывала ненависть и недовольство противников власти, то теперь она теряла уважение даже ее сторонников.