|
кафедра политических наук |
||||
|
Виртуальная библиотека |
||||
|
|
|
 |
||
ГЛАВА IX и Х
О князе Василии Шуйском и Димитрии втором, который хотел свергнуть Шуйского и выдавал себя за спасшегося Димитрия и т. д. Также о Сигизмунде III, короле польском и пр., как вмешался он, и о сыне его королевского величества господине Владиславе, как ему были предложены московская земля и престол.
В том же 1606 г., 24 мая, — это был 8-й день после измены и убийства,—князь Василий Шуйский (тот, что прошлой осенью побывал в руках палача, был раздет его подручными и уже положил голову на плаху, ибо ему на месте публичных казней должны были топором запретить заниматься изменами) без ведома и согласия Земского собора (ohne Wissen und Bewilligung samtlicher Land-Stande), одною только волею жителей Москвы, столь же почтенных его сообщников в убийствах и предательствах, всех этих купцов, пирожников (Piroschnicken) и сапожников (Saposchnicken) и немногих находившихся там князей и бояр, был повенчан на царство патриархом, епископами и попами, и присягнул ему весь город, местные жители и иноземцы. Сразу после этого некоторые из находившихся в Москве вельмож и дьяков (Canzlern) были отправлены по стране, чтобы привести к клятве и присяге весь простой народ и все дворянство (Land und Ritterschaft), все города и общины. Став царем, Шуйский первым делом отправил посольство к польскому королю и обвинил его величество в том, что не было соблюдено заключенное в свое время перемирие, и присовокупил к этому просьбу прекратить нападения на рубежи и придерживаться добрососедских отношений. При этом он послал королю всевозможные великолепные подарки и подношения и, заметая за собой следы, сообщил его королевскому величеству, как его подданные, люди воеводы Сандомирского издевались над жителями Москвы и тем вызвали мятеж, во время которого было убито столько поляков, но королевскому послу не было причинено никакого зла, ибо он, Шуйский, сам лично его охранял и в будущем отпустит обратно в полном здравии.
Король Сигизмунд III тоже послал новому царю Шуйскому привет и отозвал своего посла, который был отправлен к Димитрию. Касательно убитых его величество отвечал, что поляки свободные люди, они могут ездить и служить, где и кому им вздумается, что они по собственной воле поехали с воеводой Сандомирским и его дочерью на свадьбу, и если они там что-то натворили и за это им в свою очередь досталось, то до этого его королевскому величеству дела нет и потому он этим заниматься не станет, а что будут делать родственники убитых, то тут его величество ничего поделать не может. Они, польские вельможи, — вольные люди, если они захотят отомстить, то его величество не может им запретить этого. Присланных подарков его величеству было не надобно, и он отослал их все обратно, требуя только возвращения своего посла, который вскоре после этого и был туда отпущен.
Всех других поляков Шуйский посадил в тюрьмы в разных концах страны и так очистил христианский город Москву от нехристей (как они называют всех иноземцев), что там остались только истинные христиане и благочестивые люди (scilicet—как же!).
23 июня он выгнал из Москвы четырех докторов медицины, с которыми много общались поляки Димитрия и люди воеводы Сандомирского, потому что он им уже не доверял. Пятого доктора, Давида Фасмара из Любека, который всегда жил уединенно и тихо и с теми поляками никаких особых дел не имел, он оставил своим лекарем. Так как в это время широко распространилась выдумка о спасении Димитрия, московиты были сильно сбиты с толку таким странным известием и скоро перестали уже понимать, во что и кому им верить.
Шуйский, которому это было важнее, чем кому-либо иному, решил вывести русских из заблуждения и поэтому послал 30 июня в Углич вырыть труп настоящего Димитрия, убитого там в детстве, пролежавшего в земле 17 лет и давно истлевшего, перевезти его в Москву и похоронить в той же церкви, где лежат прежние цари. Сделано это было лишь для того и с той целью, чтобы простонародье узнало и увидело, как дерзко оно было обмануто Димитрием, а теперь снова может дать себя обмануть второму появившемуся Димитрию. А чтобы эта дурацкая затея выглядела как можно лучше, Шуйский приказал сделать новый гроб. Он приказал также убить одного девятилетнего поповича, надеть на него дорогие погребальные одежды, положить в этот гроб и отвезти в Москву. Сам же он вместе со своими князьями, боярами, монахами и попами выехал с крестами и хоругвями встретить тело царя, которое он велел пышной процессией внести в церковь усопших царей. По его повелению было всенародно объявлено, что князь Димитрий, невинно убиенный в юности, — большой святой у бога, он, мол, пролежал в земле 17 лет, а его тело так же нетленно, как если бы он только вчера умер. И орехи, которые были у него в руке на площадке для игр, когда его убили, еще тоже не сгнили и не протухли, точно так же и гроб не попорчен землей и сохранился, как новый. Кто желает его видеть, пусть сходит в царскую церковь (nach der Kayser Kirche), где он поставлен; церковь всегда будет отперта, чтобы каждый мог туда пойти и поглядеть на него. Шуйский подкупил нескольких здоровых людей, которые должны были прикинуться больными. Одному велели на четвереньках ползти к телу св. Димитрия, другого повели туда под видом слепца, хотя у него были здоровые глаза и хорошее зрение. Они должны были молить Димитрия об исцелении. Оба, конечно, выздоровели, параличный встал и пошел, слепой прозрел, и они сказали, что им помог св. Димитрий.
Этому поверило глупое простонародье, и такое неслыханное и страшное идолопоклонство началось перед телом, что господь бог разгневался и одного человека, представившегося слепым и хотевшего, чтобы св. Димитрий снова сделал его зрячим, там же в церкви лишил зрения. Другого, прикинувшегося больным и велевшего нести себя к Димитрию, чтобы найти там помощь, бог наказал так, что в церкви он умер. Когда это кривляние привело к тому, что даже дети стали замечать, что это только чистый обман и подлог, Шуйский приказал закрыть церковь и никого больше в нее не пускать, объявив, что слишком много людей беспокоило св. Димитрия. Они его рассердили, нужно оставить его на некоторое время в покое и до той поры ему не досаждать, пока он не придет в хорошее расположение духа.
|
|
|
|
||